Георгий Зангезуров - У стен Москвы

— А может, это совсем и не наши, а немецкие.

— Наши, сынок. Мне про это знающие люди говорили.

«А чего же они так тихо бьют?» — хотел спросить мальчик. На самом деле пушки били очень сильно и их грохот раздавался со всех сторон. Но Андрейке хотелось, чтобы они еще сильнее били по фашистам. Тогда бы, по его мнению, скорее кончилась война и его папка вернулся бы с фронта, сделал ему большой-пребольшой корабль.

Думая об этом, Андрейка увидел в окно, как к их калитке быстро подошла какая-то женщина. Войдя во двор, она сняла с ног лыжи и, спотыкаясь, бросилась к крыльцу.

— Мамка, смотри! Тетя Надя!

Широко распахнулась дверь. В комнату вошла Надежда Васильевна Ермакова. По ее сильно осунувшемуся лицу и по тому, как тяжело и часто она дышала, было видно, что она прошла немалый путь.

Хозяйка отбросила носок на лавку и подошла к ней.

— Надя, голубонька моя, что случилось? — снимая с нее шерстяной платок и пальто, спросила Дарья.

— Беда случилась, Даша, — с трудом выговорила Надежда Васильевна.

— Что ты? Какая беда?

— Наташа арестована.

— Наташа? — переспросила Дарья. — Когда же это случилось? Почему ты раньше не сообщила нам?

— Раньше не могла. Меня тоже три дня держали под замком… Не знаю уж почему, но не стали меня больше держать.

— Ну и слава богу, что отпустили. А Наташа-то где сейчас?

— Угоняют ее, — сказала Ермакова и заплакала. — Вместе с другими на запад угоняют. Видно, через вашу деревню погонят. Я их совсем на немножко опередила. Хотела еще раньше добраться до тебя, да не смогла. И так совсем из сил выбилась… Посоветуй, что делать мне теперь. С партизанами у тебя есть еще связь? Может, они что-нибудь придумают?

— Связь-то есть. Только застать их на одном месте трудно, — ответила Дарья и тут же обратилась к сыну: — Андрейка, ну-ка сбегай за Нюшкой. Скорей!

— Я мигом, мамка. Я быстро.

Андрейка бросил свой недоделанный парусник, спрятал в карман штанишек нож и, набросив на плечи шубейку, стремглав бросился на улицу.

Вскоре мальчик возвратился назад. Вслед за ним прибежала Нюша.

— Здравствуй, тетя Даша! Ой, здравствуйте, Надежда Васильевна! — обрадовалась девушка.

— Наташу арестовали, — вместо приветствия ответила Дарья.

— Ой, да как же это?!

— Ладно, теперь поздно сокрушаться. Надо найти партизан… Сумеешь?

— Постараюсь. Вчера они километрах в десяти были отсюда. У Гнилой балки.

— Беги к ним. Скажи, что фашисты наших пленных угоняют. Обо всем скажи. Может, они отбить их сумеют. Беги что есть духу. Ты же у нас самая лучшая лыжница.

— Сейчас, тетя Даша, я только лыжи свои возьму.

— Возьми мои. Они подойдут тебе. Только торопись.

— Хорошо. Я в момент! — Сбросив с себя пальто и оставшись в одном свитере, девушка выбежала во двор.

Андрейка, вышедший вместе с ней из дому, видел, как Нюша стала на лыжи, скользнула за калитку и, словно ветер, помчалась вдоль улицы.

— Как думаешь, Даша, добежит она? — спросила Ермакова, глядя в окно вслед удаляющейся девушке.

— Не горюй. Эта хоть куда добежит, — ответила Дарья Степановна и стала расспрашивать Ермакову, как и при каких обстоятельствах была арестована Наташа, о чем спрашивали на допросах Надежду Васильевну.

Во время этого разговора в комнату ворвался Андрейка.

— Мамка, фашисты пленных ведут! — выпалил мальчик. — И тетя Наташа с ними.

— С ними, с ними… Я же говорила, — сильно волнуясь, промолвила Надежда Васильевна и попыталась встать, но не смогла. Ноги не слушались.

Дарья Степановна подбежала к окну, выглянула на улицу и вдруг заметалась по комнате.

— Андрейка, беги в погреб! Там, в кадке, кусок сала. Неси его сюда.

Когда за сынишкой закрылась дверь, Дарья открыла сундук и достала из него мешочек с сухарями — все, что у них осталось с Андрюшкой. Раньше было легче. В поле было закопано колхозное зерно. Им и питались все в селе. Да еще партизанам помогали хлебом. А совсем недавно немцы открыли это подземное хранилище и все вывезли. Как они узнали о спрятанном зерне, Дарья не могла понять. Теперь эти сухари она берегла пуще глаза. Сама питалась одной картошкой, а их хранила для сынишки. «Ничего, мы проживем как-нибудь, а им надо», — подумала о пленных Дарья.

Андрюшка принес кусок старого, пожелтевшего от времени сала и передал его матери.

Дарья положила его в мешок и, схватив сына за руку, выбежала из дому.

Пленные шагали под конвоем эсэсовцев. Подойдя ближе к колонне, Дарья стала всматриваться в лица людей. На них без содрогания невозможно было смотреть. Оборванные, избитые, полузамерзшие, они еле передвигали ноги. Сколько она ни всматривалась, никак не могла среди этой массы людей отыскать Наташу.

— Мамка, да вон она, вон! — воскликнул сын и потянул ее за руку к голове колонны.

Забежав вперед, Дарья увидела совершенно седого, небритого военного, одетого в командирскую шинель с оторванными пуговицами. Он сильно хромал на правую ногу, но все-таки старался идти бодро.

По другую сторону от него шел невысокий сухощавый старик. Это был Митрич.

… Оставшись в ту ночь со Степаном Даниловичем на высоте Березовой, они приготовились к встрече врага и ждали. Вначале было сравнительно спокойно, а когда немцы заметили, что русские уходят из кольца, сразу же пошли в атаку на высоту и перекресток дорог. Выстрелив в одном месте, старики переходили на другое и стреляли, стреляли… Так же действовали все бойцы группы прикрытия.

Первое время хитрость удавалась. Немцы не решались близко подходить к переднему краю, а когда поняли, что русские их дурачат, хлынули всей массой. Теперь Степану Даниловичу и Шмелеву было не до перебежек. Они стояли метрах в тридцати друг от друга и пулю за пулей посылали в наступающих немцев. Шмелев видел, как к окопу Данилыча устремились немецкие автоматчики. Он бросил в них одну за другой две гранаты. Гитлеровцы припали к земле, а потом поднялись и снова ринулись к окопу. В руках Данилыча была еще одна граната, но он ее не бросил почему-то. «Что он задумал?» — мысленно спрашивал себя Митрич, продолжая стрелять из винтовки. Он стрелял теперь в ту группу, которая бежала к окопу Данилыча, пытаясь отвлечь внимание гитлеровцев.

— Прощай, Ми-три-ич!! — крикнул охрипшим голосом Степан Данилович, и тут же раздался сильный взрыв.

«Противотанковую рванул, старый. А я все покидал. Ничего не оставил напоследок, — подумал Митрич и побежал по траншее к окопу Пастухова. — Может, еще живого застану, помогу…»

Правее седого военного, ближе к Дарье, шагала Наташа. Девушка так сильно изменилась, что Дарья Степановна с трудом узнала ее. Не обращая внимания на конвоиров, женщина рванулась вперед и сунула Наташе мешочек с сухарями.

— Нате, ешьте, родимые, ешьте!