Николай Наумов - На рубежах Среднерусья

Услышав голос Жукова, узнаваемый во всех его интонациях, Сталин позавидовал способности своего зама к нужному дню и часу обретать собранность и готовность к решительным действиям. То и другое подтвердил его доклад:

— Противник занял войсками исходное положение для наступления. Я принял решение немедленно начать артиллерийскую контрподготовку, как предусмотрено нашими планами.

— Я только что закончил разговор с Василевским. Он склонен осуществить то же самое. У меня к вам вопрос: не напугаем ли мы контрподготовкой фашистов настолько, что они откажутся от наступления?

— Основные удары ее намечены по артиллерии, пехоте и пунктам управления. Наибольшие потери может понести пехота, в какой-то степени артиллерия. Танкам, особенно тяжелым, снаряды не причинят вреда — с закрытых позиций в танки попасть трудно.

— Тогда, может быть, контрподготовку начать на час позже — будет видно, как накрыла цели наша артиллерия?

— Поскольку наибольший урон мы ожидаем в пехоте врага, стрельба в темноте может дать наибольший психологический эффект, и она пойдет в атаку на полусогнутых. Наши стрелки и артиллерия быстро уложат ее намертво.

— Что ж… вы военспец, вам решать и… И отвечать!

Жуков тут же связался с Василевским и передал разрешение Верховного поступать по своему усмотрению. Повернувшись к Рокоссовскому, произнес лишь «Ну!..»

Контрподготовка в какой-то мере применялась в обороне Сталинграда. Но там к ней привлекалась лишь фронтовая артиллерийская группа да часть артиллерии 62-й армии. Общее количество стволов там едва доходило до ста, и потому их огнем поражались в основном пехота и танки на исходных позициях. Контрподготовка в Курской битве была спланирована почти по всей ширине участка прорыва врага, который составлял семьдесят километров. Глубина ее доходила до пяти-семи километров. Именно эти величины, с поражением наиболее уязвимых элементов боевого и оперативного построения вражеских войск, придали ей особое значение, выходящее за рамки проводимых операций.

— Ну, — произнес Жуков совершенно неуставное междометие. Приказ в нем слышался только в тоне, но Рокоссовский и артиллерист Казаков точно поняли его суть: «начинай!» Они на память знали номера массированных и сосредоточенных огней и какие объекты врага они накрывают. Разрабатывая план артиллерийской контрподготовки, они не раз и не два переставляли прямоугольники и квадраты с объекта на объект, чтобы как можно надежнее поразить наиболее важные цели и, расстроив запланированную врагом артподготовку, уменьшить ее силу и дезорганизовать начало атаки. Все изменения, которые они указывали, незамедлительно вносились в данные стрельбы дивизионов и батарей и записывались в командирских книжках и на щитах орудий. И вот цифры, написанные карандашами и мелом, по командам командиров, обрели метательную силу и превратились в огонь — снаряды один за другим понеслись на головы врага (немчуры, фашистов, супостатов). Канонада загремела на разные голоса. Тявкали «сорокапятки», щелкали дивизионки, басисто рвались снаряды гаубиц разных калибров и бесшумно взбирались на дугу траектории тяжелых мин.

Прошли минуты, когда из чуть посеревшей дали донеслись выстрелы вражеских батарейных очередей. В первые мгновения еще замечались искры от рвущихся снарядов, но когда пыль сгустилась, сторона противника потемнела, и от нее доносились только озлобленный скрежет да басовитые разрывы тяжелых снарядов. Казалось, там трудились огромные мотокувалды, вбивавшие сваи в неподатливую землю.

Артиллерия ослабила огонь, и до штаб-квартиры Жукова донеслась канонада контрподготовки на южном фасе Курского выступа.

Вторую часть контрподготовки в какой-то мере можно было сравнить с финалом оперы или героической симфонии. Она гудела уже каким-то единым бурлящим звуком, и лишь опытный слух артиллерийского начальника (дирижера огневого оркестра) мог различить в нем звуки разрывов снарядов разных калибров.

Так началась судьбоносная битва, на карты которой стороны поставили все, что удалось произвести на заводах и фабриках, подвезти к фронтам и распределить по огневым средствам, расчеты которых ясно осознавали: на этот раз надо стоять, как под Сталинградом, — насмерть! Ибо прорвутся фрицы в глубину, могут натворить черт знает что, и это уже едва ли удастся поправить еще одним контрнаступлением.

Едва артиллерия примолкла — небо задрожало от гула армады бомбардировщиков. От тяжелых бомб земля вздрагивала, будто в предсмертных судорогах. Самолеты пошли на разворот в свою сторону — землю густо осыпали снаряды и мины последнего огневого налета. Он загремел с особой яростью. В это время позвонил Верховный:

— Ну, как? Начали? — Голос прозвучал напряженно.

— Начали, товарищ Сталин, — ответил Жуков.

— Как ведет себя противник?

— Попытался было ответить огнем отдельных батарей — заставили умолкнуть.

— Хорошо. Я еще позвоню.

«Похоже, Верховный переживает острее, чем мы», — подумал Жуков.

В конце артподготовки под косым углом взлетели огненные хвосты, через секунды донесся рык «ванюш» и «катюш». Чуть позже послышались плотные разрывы — казалось, у врага все разламывалось и рушилось, а земля переворачивалась навзничь.

Тут же наступила тишина. Глухая, тревожная. Немецкая артиллерия молчала. Молчала потому, что была подавлена или ошеломлена невиданной массой огня и оглушительного грохота: как русские, потерпевшие поражение всего три месяца назад, успели собрать столько стволов и подвезти столько боеприпасов?!

Советская артиллерия умолкла потому, что сделала предназначенное ей, а командующие всех степеней пытались предугадать, каков результат контрподготовки. Хороший, если огонь пришелся на время смены противником тех частей, которые изготовились наступать, сносный, если смена уже прошла и пехота укрылась в траншеях, и никудышный, если метеорологические поправки оказались ошибочными и огонь лег между траншеями и позициями.

А представителя Ставки и командующего фронтом тревожили и другие мысли: если контрподготовка причинила немецким войскам весомые потери, не убедят ли Гитлера командующие группами армий, Манштейн и Клюге, в том, что — раз русские определили место и время начала операции, проведя столь мощную контрподготовку, — наступление необходимо отложить или вообще от него отказаться. Если Гитлер согласится с ними, нам самим придется начинать кампанию наступлением. На подготовку прорыва столь крепкой обороны придется затратить две-три недели, и на достижение ее целей останутся август, сентябрь, в лучшем случае — еще часть октября. Ко всему этому может добавиться еще одна сложность: отказавшись от генерального наступления, немецкое командование сохранит свои силы и, поставив тяжелые танки в оборону, вместе со средними танками способно нанести нашим немалые потери. При соотношении новых немецких танков с нашими «тридцатьчетверками», как четыре к одному, расчетное количество танков следует увеличить на две тысячи. А еще противотанковая артиллерия. У ее орудий стволы тоже заменены на более длинные, а в комплект их боеприпасов включены подкалиберные, кумулятивные, пробивающие броню до пятнадцати-двадцати сантиметров. Даже у «КВ» она тоньше.