Николай Наумов - На рубежах Среднерусья

— Я, Катя, произнес «но» и не договорил, кое-что. При всех резких выговорах Верховного, виновниками которых чаще всего бывали исполнители из войск, наказания за них обрушивались на генштабистов, в том числе не раз и не два на твоего муженька. Самое горькое, когда из-под его усов вырывалось: «Потакаете трусам и бездельникам!» Сейчас такое с ним случается реже. Он старше нас почти на два десятка лет, а проворачивает дел в два-три раза больше. Не всегда удается задуманное, вот и вспыхивает, а нам приходится задерживаться до его отъезда, а приезжать до приезда. Так что терпи своего мужа до окончания войны. Уволюсь в запас — свожу тебя в родные места, к отцу-матери.

— Кто тебя отпустит в запас — тебе всего-то исполнится пятьдесят.

— Когда, Катя, мы поженились, ты была делопроизводителем особо секретных бумаг. Подписывала присягу. Сейчас только моя жена, но твоя подпись под присягой продолжает обязывать тебя.

— К чему эти слова. Саша?

— Даже то бытовое, что я сказал тебе о Сталине, никому и никогда.

— Са-шень-ка! Ты меня обижаешь. Сейчас свою присягу я исполняю еще строже, чем в Генштабе.

— Вот и хорошо. Ты у меня очень понятливая.

Катя открыла дверь в столовую.

— Такой стол, да еще в поздний час! — с искрами восторга в глазах произнес Александр Михайлович. — Успела за минуты?

— Ждала часы.

Повесив фуражку и китель в стенной шкаф, Александр Михайлович сполоснул руки и вернулся к жене.

— Можно сказать, ужинать будем по-праздничному.

— Твое раннее возвращение домой для нас всегда праздник.

— В таком разе, сказал бы мой отец, не грешно и по рюмочке. Нашей домашней, настоянной на водочке.

Налив жене и себе, приподнял рюмку.

— За тебя, Катюша, за твое терпение и заботу. За часы пребывания дома я набираюсь сил на многие сутки.

Выпив, Александр Михайлович подошел к жене и с нежностью поцеловал ее.

Казалось бы, маршал и делопроизводитель секретной части отдела — не пара. Но суть этой разницы не ворошила душу Александра Михайловича. Семейные взгляды у него сложились в многодетной семье священника строгих правил. Он никогда не чурался деревенских ребят и девушек, дружил с ним на равных. На войнах было не до невест, после них служба затянула в себя с головой, и потому подругу жизни не искал из обнищавших дворянок и купчих, как это делали многие командиры, стремясь с их помощью избавиться от повадок простолюдинов. Первая жена — девушка не лишенная красоты. Прожил с ней десять лет. Когда же перевели служить в Генштаб, стал поздно возвращаться домой. Пошли подозрения, упреки, претензии. На озабоченного командира с тремя «шпалами» в петлицах обратила внимание женщина, которая выдавала документы и литературу. Всегда старалась побыстрее найти нужное ему. Вручала с участием, вежливо, без расчета на внимание. Во всем этом виделась интеллигентность, но не изысканная, а естественная, добрая, заботливая. Узнал ближе: выросла в семье хорошего врача, умершего в Гражданскую войну от заражения крови.

Слухи о его дружбе с Катериной дошли до жены. Пошли подозрения, упреки, иногда ссоры, хотя к тому еще не было оснований. На службе засиживался по делам, и никаких проводов Кати домой еще и не предвиделось. Однажды на работе задержался до трех. Жена-командирша обиделась так, что за день собралась в дорогу и уехала к своим, в Вышний Волочек. Наметился тот раскол в семье, который привел к разрыву. Произошел без скандала — в эти же дни его перевели служить в Куйбышев. Оттуда Шапошников направил его в Академию Генерального штаба, потом определил своим помощником и доверенным генштабистом.

Принялись ужинать. Зная, что Саша долго отходит от работы, Катя принялась рассказывать кое о каких новостях дома, заселенного политиками и военными высокого ранга. Первые Александр Михайлович из вежливости выслушал со вниманием, а затем его взгляд ушел в себя.

— Ляжешь спать, Саша?

— В такую рань! — полушуткой ответил Александр Михайлович.

— Уже за полночь.

— Знаешь, для нас — это самая страдная пора. Так что посидим, Катюша, помолчим, я полюбуюсь тобой.

— Уже не красавица. Да! Звонила жена твоего сослуживца Сергея Трофименко. Хотела встретиться с тобой — я отговорилась.

— Первая или вторая?

— Первая.

— Она же ушла от него, когда мы с утра до поздней ночи зубрили военную науку.

— Обеспокоена его молчанием.

— Вероятно, не получила от него деньги.

— Удивительно, такого красивого и мужественного военачальника променять на тщедушнего актеришку.

— Да, Сергея Георгиевича Бог ни умом, ни красотой не обидел. Дошло до женщин академии, что жена ушла к любовнику, дюжина готова была любить и лелеять его. Как ты меня.

— Ну уж… наши отношения сложились сами собой. Ты проявил внимание ко мне, я — к тебе. Без твоего внимания я бы не осмелилась даже заговорить с тобой. Полковник, солидный, старше меня.

— На твой возраст я никогда не обращал внимания. Моложе тебя — сколько бегало по коридорам Генштаба.

— Откройся, чем же я привлекла тебя?

— Вниманием и терпением.

— А я полагала и красотой, — отшутилась Катя.

— Красивость наша, Катя, одного достоинства. По-настоящему красивы мы только вдвоем, как две стороны золотой медали.

— Без тебя, Саша, я не представляю свою жизнь. О! Извини, Саша, от счастья забыла тебе сказать: звонила Серафима Николаевна.

— Что-нибудь случилось? — встревожился Василевский.

— Опасно закашлял Юра. В училище курсанты одеты кое-как, в казарме было холодно, сейчас еще свежо. Одеяла солдатские, тепла под ними не соберешь.

Александр Михайлович тут же встал, сделал несколько шагов по столовой.

— Раз уж Серафима разговаривала с тобой, значит, Юра заболел серьезно. Надо переводить его на службу в Москву. Ты не против, если какое-то время он поживет у нас?

— Он мне будет столь же близок, как и наш Игорек.

— Спасибо, Катя.

Под разными предлогами Ватутин оттягивал перевод Колосова в Москву. Причины высказывал разные: новый начальник штаба фронта без Колосова не потянет работу; оттяните время откомандирования Колосова хотя бы на месяц; пусть поможет спланировать оборону фронта на новом рубеже.

Верховный, услышав от Василевского, что Ватутин все еще не откомандировал Колосова в Москву, позвонил тому:

— Вы же твердо знаете, что распоряжение начальника Генерального штаба в определенные моменты равнозначны моим.

— Но Щаденко подсунул мне такого начальника штаба, что сносной помощи от него не дождешься.

— Кого бы вы хотели?

— Ну, хотя бы Корженевича.

— Почему «хотя бы»? Потом будете просить другого? — Поднял взгляд на Василевского. — Ваше мнение о генерале Корженевиче.

— Как начальник штаба армии проявил себя хорошо. И у Лопатина, и у Жадова.