Борис Краевский - Повесть об одном эскадроне

— На всю жизнь метка останется, так что я теперь для подпольной работы не пригоден. Останусь уж у вас.

— А я думаю, что подпольной работы нам не предвидится. Добьем Деникина и пошабашим, — вмешался Свешнев.

Оба коммуниста оглянулись на него с изумлением.

— И это ты, боец особого красного отряда, говоришь? — спросил дядя Петро. — Чему вас на политзанятиях только учили? А, Семенов? А Антанта, думаешь, успокоится? Нет, сынок, о шабаше еще рано думать. Ты сам представь: кругом нас одни капиталисты — что же, они так спокойно смотреть будут, как мы их ставленников бьем?

Костя прислушивался к разговору. Он, пожалуй, был на стороне Свешнева. Не верилось, что опять кому-то придется уходить в подполье, опять расстрелы, пытки, контрразведка. Хотелось спросить у дяди Петро о Наташе, как она вела себя в тюрьме, вспоминала ли о нем, Косте, да неудобно, вроде разговор серьезный — о судьбах мировой революции, а он со своими личными делами вмешивается…

И опять грязная дорога, хмурое небо и бескрайние поля с перелесками — темные, набухшие влагой, или ржаво-зеленые, кое-где подернутые тонким серебром изморози.

Всхлипывающим, безнадежным воплем донесся одинокий паровозный свисток. Дубов остановил эскадрон — там за леском разъезд. Опять нужно кого-то посылать на разведку.

К Дубову подошел Харин-маленький.

— Если доверяете, товарищ командир, позвольте мне.

Эта просьба удивила Дубова. Он не ожидал, что тихий, незаметный Семен вызовется сам. Он постоянно держался возле Фомы, был задумчив и хмур. Не знал командир, что на привалах земляки вели долгие откровенные беседы, в которых Фома подробно растолковывал Семену суть большой мужицкой правды, о которой бывший фейерверкер впервые услышал на глухой поляне. Семен не был легковерным и не сразу усвоил что к чему. Но когда понял и поверил, накрепко, всем сердцем, стало ему обидно за свои прежние заблуждения. И он искал теперь случая доказать свою преданность делу, за которое сражаются его новые друзья. В бою с карателями он действовал хладнокровно и смело, как бывалый солдат.

В разведку он попросился вовсе не для того, чтобы прослыть героем. Просто понимал, что ему будет легче, чем другим, справиться с этим делом. Документы, хотя и просроченные, сохранились, и в случае чего Семен мог без страха показать их любому офицеру.

Дубов подошел к Фоме:

— Как думаешь, Харин, справится твой земляк?

— Можно, товарищ командир. За Семена, как за себя, ручаюсь, — ответил он.

— Добро, — решил Дубов. — Пусть идет.

Семен надел старенькие погоны, которые Фома берег до случая, переложил из мешочка в карман документы и отправился через лес к разъезду. Вместе с ним пошел и Фома. Он должен был остаться на опушке и ждать там своего земляка, а в случае нужды и помочь ему.

Попрощавшись с Фомой, Харин-маленький вышел из леса, подступившего почти к самым путям. На разъезде между рельсами у теплушек кучками стояли и сидели солдаты. Никто не обратил внимания на низкорослого фейерверкерам черных артиллерийских погонах, который не спеша прошелся вдоль составов, прислушиваясь к разговорам.

Солдаты говорили негромко, и разговоры их, судя по нахмуренным, сосредоточенным лицам, были не из приятных. Каждый раз, когда Семен останавливался возле какой-либо группы, солдаты умолкали и недружелюбно косились на его унтер-офицерские нашивки.

«Что-то здесь происходит», — подумал он, но что именно, понять еще не мот.

— Семен, — окликнул кто-то. Харин-маленький настороженно обернулся и облегченно вздохнул. К нему подходил щупленький унтер, знакомый еще по госпиталю.

— Ты как сюда попал? — продолжал унтер. — С эшелоном едешь?

— Да нет, случайно, понимаешь, — замялся Семен. — От своих отбился. Вот ищу теперь… А ты куда двигаешь?

— На фронт, куда же еще, — нахмурился унтер и, понизив голос, продолжал: — С солдатами беда, просто беда. Не хотят — и все тут.

— Так кто же хочет, — неопределенно ответил Харин.

— Вот-вот, — покосился на него унтер. — Я и говорю.

— Устал, брат, народ воевать. Покою хочет, — продолжал Семен, стараясь определить, как отнесется к его заявлению собеседник.

— Оно так, — потупился тот. — Однако же присяга…

— Да, присяга, — вздохнул Семен.

— А ты, часом, не домой ли топаешь? — прошептал унтер, не глядя на него.

— Далеко дом-то, пожалуй, не дойдешь, — уклонился от ответа Семен. — Дома, конечно, лучше, да только…

Унтер посмотрел прямо в глаза Семену:

— Ты не крути, Семен. Честно скажи. Я вот тоже подумывал. Может, вместе, а? А то ведь убьют, ни за что убьют. Не красные, так свои.

Ты знаешь, что это за народ? — Он снова перешел на шепот и кивнул на солдат: — Половина — пленные красноармейцы, половина — мобилизованные насильно, Вчера человек двадцать сбежали, прямо на ходу. Десятерых из той теплушки расстреляли офицеры. Да они и сами-то боятся, в одиночку не ходят.

— Вот какие дела?.. — удивился Семен. — А чего же сейчас не разбегаются?

— Второй состав видишь? — мотнул головой унтер. — Корниловцы. Наш начальник договаривается, чтобы следом за нами ехали, вроде конвоя. А у тех, говорят, маршрут иной… Вот и воюй тут.

— Да-а, — протянул Семен, — дела.

Из маленькой бревенчатой будки, единственного станционного строения, которое именовали громким словом «вокзал», вышла группа офицеров. Они возбужденно говорили о чем-то, спорили. Харин уловил обрывки фраз.

— …Доедете, — уговаривал дроздовского капитана полковник-корниловец. — Главное, не волнуйтесь… Всего несколько часов пути… Не могу, никак не могу…

«Отказались корниловцы сопровождать эшелон», — догадался Семен и стал прислушиваться внимательнее. На его счастье, офицеры подошли ближе. Знакомый унтер, оглядываясь на них, побрел к теплушке — от греха подальше. Харин отвернулся и стал усиленно раскуривать самокрутку.

Из будки — здания «вокзала» — выбежал молоденький юнкер и, придерживая путающуюся в ногах шашку, подскочил к офицерам.

— Господин капитан! — доложил он звонким юношеским теноркам. — Получено сообщение. Сюда вышел бронепоезд!

Семен вздрогнул — самосад просыпался, но ов не заметил этого. Придвинулся поближе к офицерам, стараясь уловить все, что они говорят. Но офицеры словно заметили его маневр и ушли, в будку. Семен разочарованно вздохнул и подумал: «Жаль Фомы нет, он бы все разузнал…»-А вдоль эшелона уже понеслась весть: нас сопровождает бронепоезд. Одни восприняли ее радостно, другие — злобно ругаясь…

Видимо, солдатское предположение оказалось верным, так как скоро на перроне опять появился капитан.

У вагона притихли.

— Господа офицеры! — протяжно крикнул он. — Развести людей по вагонам! Приготовиться к отправлению… — Его взгляд неожиданно упал на Семена и с удивлением остановился на артиллерийских погонах. — Кто такой?