Сергей Бояркин - Солдаты афганской войны

Перекур закончился, и мы, раздевшись по пояс, принялись за дело.

Вначале мы наивно полагали, что сжечь книжки — дело пустяковое: стоит лишь поднести спичку, как нужный процесс дальше пойдёт самостоятельно. Но на поверке всё оказалось значительно сложней. Книжки гореть упорно не хотели: без нашего постоянного вмешательства огонь сразу же затухал. Чтобы поддержать пламя, мы стали отдирать от книг переплёт. Однако и так дело не пошло: прогорали только наружные листики да края, а середина так и оставалась нетронутой. Тогда мы стали раздирать книжки на части. Костёрчик сразу оживился. Листочки весело сгорали и чёрными хлопьями улетали вверх. Они непрерывно кружили в воздухе и сыпались нам на голову, спину и плечи, и поэтому нам пришлось снова полностью одеться.

Но скоро руки устали рвать добротный переплёт. Вдобавок к этому ещё приходилось постоянно ворошить костёрчик палкой.

— Нет, — решил Лобачёв, — так мы возиться будем долго. Сколько их жгём, а кучи не уменьшаются. Быстрее будет зарыть их в землю.

Мы сходили в расположение за лопатами, прикинули размеры братской могилы для книг и начали ковырять землю. Но афганская земля тоже показала свою стойкость: грунт плотный, сплошь камни. Пришлось отказаться и от этого варианта.

Мы опять стали чесать затылки — как бы избавиться от проклятых книг с минимумом физических усилий. Наконец, само собой родилось интересное предложение:

— А что, если стаскать их в подземный ход к погранцам? Наши офицеры туда не сунутся.

Рядом на башне несли караул двое пограничников. Поначалу они открыто сидели на стульях в тенёчке, курили, болтали между собой и от нечего делать наблюдали за ходом наших дел. Когда запылали костры, им тоже досталось от красных книг Тараки, поскольку пришлось укрываться внутри башни от летающего всюду пепла. Толик подошёл к ним поближе:

— А можно мы книги перенесём в подземный ход вашей башни?

— Да валите! Что, жалко что ли?! — с радостью ответили пограничники. — Только не жгите, Христа ради.

Мы быстро раздобыли носилки, и дело пошло полным ходом: наполняли книгами носилки, тащили их подальше в подземелье, где еле пробивался дневной свет, и там сваливали. В очередной раз, когда мы наполняли носилки, часовые третьего поста, нас окликнули:

— Эй, слышите? — мы подняли головы. — Бабрак сюда идёт.

Мы прекратили работу и стали смотреть в ожидаемом направлении. Работающий с нами Кадиев, не поверил часовым и, решив удостовериться лично, отправился к башне. Только он приблизился, как из-за угла вышел Бабрак со своей свитой из четырёх телохранителей: два афганских офицера и ещё двое в гражданской одежде и с автоматами — наши КГБшники.

Внезапно носом к носу столкнувшись с Бабраком, Кадий не придумал ничего лучшего, как выдать главе государства традиционное афганское приветствие:

— Салям алейкум!

Удивлённый Бабрак остановился и в свою очередь то же что-то ответил Кадиеву, от чего улыбка у Кадия расползлась до ушей. Кадиев был родом с Кавказа, и, видимо, его родной язык был близок с афганским. Они перекинулись несколькими фразами, а затем, попрошавшись, Бабрак пошёл дальше.

Судя по всему, Бабрак решил исследовать неведомые закоулки своих владений. Он шёл не спеша, заложив руки за спину, с видом хозяина и с любопытством разглядывал всё по сторонам. Покосившись на груды, видимо знакомых ему книг, Бабрак обошёл их и направился в нашу сторону. Мы приостановили работу и стали ожидать, пока он нас минует. Когда Бабрак стал удаляться, от его свиты отделился КГБшник и, подойдя к нам, с негодованием отчитал:

— Что же вы честь не отдаёте? Ведь это же — глава государства!

В ответ мы только промолчали. Но выводы сделали правильные и минут через двадцать, когда Бабрак возвращался обратно, мы прекратили работу, на расстоянии построились в шеренгу, и стоило ему поравняться с нами, как Лобачёв, приложив ладонь к виску, скомандовал:

— Смирно! — мы вытянулись во фронт. Особист, сделавший нам замечание, просиял. На Бабрака наше приветствие произвело приятное впечатление, и он, подозвав одного из телохранителей, попросил перевести, что значит слово "смирно". Тот принялся ему растолковывать. Бабрак улыбался, удовлетворённо качал головой, стараясь запомнить новое полезное слово.

Спустя час с книжками было покончено. Мрачный подземный ход стал их последним пристанищем, и пусть не сразу, пусть со временем, но они обязательно там сгниют от сырости и в конце концов истлеют — так что задание можно считать честно выполненным. И мы с лёгкой душой отправились на ужин.

Сразу после ужина один солдат из шестой роты рассказал о странной выходке, которую только что учудил сам Бабрак:

— …Играем мы в волейбол, а тут мимо проходит Бабрак. Остановился посмотреть, как мы играем. Стоит себе стоит, а потом как крикнет: "Смирно!", — мы за игрой ничего не поняли, играем себе дальше. Бабрак постоял, постоял, да пошёл дальше. Что ему нужно было? — Непонятно. Странный какой-то! — и повертел пальцем у виска.

Я сразу разобрался в подоплёке этого поступка, и мы только посмеялись над простотой Бабрака.

Этим же вечером в нашей роте устроили переполох особисты. Они искали того, кто сегодня говорил с Бабраком. Выяснив, что это был Кадиев, его сразу вызвали в офицерскую комнату и стали расспрашивать, о чём он говорил с Бабраком.

— Да ни о чём мы не говорили, — перепуганно оправдывался Кадий. Он меня только спросил: "Как дела, да как служба?", — а я ему ответил: "Спасибо. Всё хорошо". Вот и всё.

Через полчаса Кадиева отпустили, предупредив на будущее, чтобы в следующий раз при встрече с Бабраком язык не распускал. Я же про себя отметил, насколько тщательно контролируют буквально каждый шаг и каждый разговор Бабрака наши спецслужбы.

В середине июня дружно встретили армейский праздник "100 дней до приказа". Весь этот день походил на показной спектакль, когда роли в призывной иерархии распределялись в обратном порядке. За завтраком деды сами резали хлеб, отрезая молодым толстые куски белого хлеба и немыслимо огромные порции масла — в этот день ни масло, ни белый хлеб дедам не положен. Им остаётся только отпускать шуточки:

— О-о! Весь кусок разом заглотил! Без масла так бы сразу не прошёл!

— Рубай! Рубай! Не оглядывайся. Чуешь как сладка жизнь дембеля. Вот дорастёшь, через годик так же будешь вкусно есть и сладко спать. Домой ещё не захочется возвращаться!

Всем весело. Молодые жуют, не поднимая глаз из тарелок. Впрочем, играть роль молодых дедам вовсе не обременительно, поскольку они просто игнорируют те моменты, где надо работать за якобы "дедов". По случаю праздника они лишь ограничиваются тем, что не загружают настоящих молодых своими хлопотами, а делают всё самостоятельно: убирают за собой постель и моют котелки.