Сергей Бояркин - Солдаты афганской войны

Бурый воспринимал меня без всякого страха, а вот Джемакулова, наоборот, боялся как чёрта.

В один из январских дней Джемакулов, будучи пом. начкараула и подвыпив с земляками, направился в караулку. Там, валяясь в постелях, дожидались своей смены караульные. Только Бурый не отдыхал — он неусыпно поддерживал порядок и тепло в помещении, чтобы другие могли беззаботно дрыхнуть, издавать храп и сопение. Издали завидев пьяного Джемакулова, Бурый, не теряя времени, нырнул под кровать и там затаился. Зайдя в караулку, пом. начкараула в поисках объекта своих устремлений окинул помещение неровным взором:

— Бурый, сука, ко мне!

Бурый затаил дыхание и не издавал звуков. Пробудившиеся караульные не выдали Бурого, зная, что его ничего хорошего не ждёт.

— Бурый, козёл, ну погоди! — глухо пригрозил пом. начкараула, дошагал до койки и, повалившись на неё, тут же отключился. Проснувшись только к завтраку, он первым делом послал за Бурым:

— Бурого мне!..

Бурый подошёл строевым и, как и полагается по уставу, доложил командиру о своём прибытии.

— Ты где, сука, шлялся? А-а?!

Вытянувшись по струнке, Бурый рассказал всё как было без утайки:

— Здесь был… Только вижу — Мага (так все звали Джемакулова Магомета) идёт, шатается. Подумал — да никак, выпимши! Страшно стало! Я скорей нырь под койку — а то ещё п..ды получу! Переждал, покаместь не угомонился — тогда только и вылез.

На лице у Джемакулова растянулась улыбка: ему очень понравилось такое объяснение — польстило, что его боятся. Бурый, видя, что добился к себе расположения, тоже заулыбался.

Теперь, кто бы из старослужащих ни заходил в караулку, Джемакулов с гордостью подзывал Бурого:

— Бурый! Вали сюда! Рассказывай, что было! — и все, уже в который раз, слушали эту историю и смеялись. Сам Бурый, нисколько не смущаясь, тоже смеялся, вполне довольствуясь тем, что на этот раз его пронесло и даже угодил Джемакулу.

Как-то по весне у Бурого неожиданно заболела нога. Сам он о причине болезни ничего вразумительного объяснить не мог, но говорили, что это "постарался" Джемакулов: он пнул его по ноге, когда отрабатывал на нём приёмы каратэ. Нога оказалась повреждена так сильно, что Бурый не мог ходить, лежал в постели и постанывал.

На первом же построении ротный, узнав что Бурый отсутствует по причине недомогания, распорядился, чтобы его осмотрел медицинский инструктор. Всех ротных медицинских инструкторов называли одинаково — "пинцетами".

Через некоторое время к нам в комнату по вызову пришёл "пинцет" Толик — дед из взвода управления. К медицине он близкого отношения не имел — был как и все обычным солдатом, разве только лучше других умел накладывать повязки. Год назад, когда он был черпаком и прилетал по вызову к нашим дедам, он внимательно и с озабоченным видом выслушивал их жалобы, всячески стараясь им помочь. Теперь он уже сам был дедом и зашёл не торопясь. Первым делом закурил сигарету, поговорил о жизни с дедами и только потом вспомнил о цели своего визита:

— Кто тут недомогает? Вон тот что ли?

— Он самый. Лежит, отсыпается.

Пинцет подошёл к постели и несколько раз долбанул Бурого сапогом в живот:

— Показывай, чего у тебя там?

Оценив травму, пинцет заехал сапогом в живот "шланга" ещё пару раз и отослал его в ПМП. В ПМП нога зажила быстро, и Бурого уже хотели было выписать обратно, но он взмолился, чтоб его ещё хоть на немного оставили там. И его придержали: сержантам-медикам были нужны здоровые больные, чтобы те мыли полы, убирали помещения, носили разные вещи. Таким образом Бурому удалось продержаться в ПМП больше месяца.

Другой из молодых нашего взвода — его звали Олег — был большим знатоком по части мировой истории. На гражданке он учился в каком-то институте на историческом факультете. Как и я в своё время развлекал дедов рассказами о звёздах и галактиках, так теперь и Олег ведал нам о войнах, дворцовых заговорах, исторических личностях, как разрастались и гибли некогда могучие империи. Казалось, он знал всё — что ни спроси — он сыплет фактами: имена королей, точные даты событий. Олег был настоящей ходячей энциклопедией — история для него была родной стихией.

Частенько я выручал его сигареткой, чтоб он не схлопотал от нашего призыва, когда его посылали за куревом. Олег меня уважал и один раз, когда мы с ним стояли на посту, откровенно сказал:

— Из дедов только ты один — человек, остальные — сволочи! Дикари! Особенно Гриб! Если вырвемся на боевые — пришью его сразу. А ещё Джемакула!

Почему Олег грозил смертью Грибушкину мне было не совсем понятно: вроде он молодых особенно не обижал. Но значит, было за что. Слушая Олега, я старался его успокоить:

— Да брось ты! Ну разве у вас служба? Одна лафа! Вас- то и не гоняют совсем. Вот у нас было…

Что и говорить, я и все остальные старослужащие так считали абсолютно искренне. Эта убеждённость как по эстафете передаётся от одного призыва к следующему. Каждый призыв был твёрдо убеждён, что вот их гоняли по-чёрному, и офицеры на это обращали ровно ноль внимания, и только теперь, когда они стали дедами, офицеры вдруг взялись бороться с неуставными отношениями и не дают теперь бедным старичкам развернуться — пальцем молодых не тронь!

Я не раз слышал точно такой же гундёж от своих дедов:

— Да разве вас гоняют? Э-э!.. Вот нас др. чили, так др. чили! Это да! Бывало прапор зайдёт вечером в расположение, а там на полу лежит молодой, весь в крови — так даже не видит, даже не спросит — просто перешагнёт через него как через бревно и поп..дил себе дальше — всё считалось нормой. И никто на судьбу не жаловался, никто к офицерам не бегал. А у вас: только увидят всего- то фингал под глазом — и уже давай разбираться: кто засветил, да за что. А молодёжь щас пошла гнилая, как никогда — чуть что — скорей бежит к ротному настучать на своих же товарищей.

Правда и в моё время среди дедов был один не похожий на остальных — его звали Иван — сержант из 1-го взвода. Хоть он и был на целых два призыва старше, но тем не менее часто выручал меня, тогдашнего черпака, сигаретой, зная, что меня ждёт от жлобов его призыва, если не достану им курево. Иван был высоким и крепким парнем со спокойным, уравновешенным характером. В отличие от других дедов к молодым всегда относился по- человечески: никогда не распускал руки и не заставлял работать на себя.

Олег как и Бурый тоже овладел удивительной способностью спать в стоячем положении. Рассказывали, как однажды он стоял на посту и, прислонившись к БМДшке, заснул, да так крепко, что не заметил, как к нему подошёл ротный, осторожно отстегнул магазин от автомата и ушёл. Через некоторое время ротный вернулся вместе с разводящим. Олег очнулся только когда они подошли совсем вплотную: