Генрих Гофман - Повести

Павлик Архипов объявил черным конем шах, когда вдруг от белого короля, славно срубленная шашкой, отлетела черная головка, а сам он свалился на пол. Одновременно раздался оглушительный выстрел. На стене появилось маленькое отверстие от пули, по краям которого осыпалась щебенка. В комнате запахло порохом.

Опрокинутая скамейка упала на пол. Летчики выскочили из-за стола. Лейтенант Карлов, согнувшись, зажал левую руку между колен, перехватив правой рукой запястье. Рядом с ним на полу расползалась маленькая лужица крови. Мгновение длилось молчание. Архипов и Семенюк испуганно смотрели на командира эскадрильи.

— Что с вами, товарищ лейтенант? — спросил Семенюк.

— Прострелил себе ладонь, к счастью, в мякоть, — выдавил Карлов и, пробуя шевелить пальцами, показал левую руку. Летчики подошли вплотную и увидели: между большим и указательным пальцами, посредине кружочка обожженной кожи зияла небольшая рана, из которой, растекаясь по ладони, струилась кровь.

— Дайте-ка скорее жгут, — попросил Карлов.

Архипов оторвал от наволочки длинную,завязку и протянул командиру эскадрильи. Семенюк выхватил ее и туго перетянул Карлову кисть руки. Кровотечение медленно прекращалось.

— Я сейчас... за доктором, — Павлик Архипов, на ходу натягивая чью-то меховую куртку, ринулся к двери.

— Ты куда? Стой! — резко остановил его Карлов. — Семенюк, заприте дверь, чтобы кто-нибудь не вошел.

— Я за доктором, — пояснил молодой летчик, думая, что его не поняли.

— Не нужно доктора, — Карлов окинул товарищей вопросительным взглядом, пытаясь прочесть в их глазах, понимают ли они всю серьезность создавшегося положения. Правой рукой он достал из кармана индивидуальный пакет и протянул его Семенюку.

— Товарищ командир! — вспомнил Семенюк. — У меня ж стрептоцид есть. Вот два порошка! Давайте присыпем.

— Сыпь, — процедил сквозь зубы Карлов.

Семенюк достал из гимнастерки порошки и густо посыпал рану с обеих сторон. У Карлова на лбу выступили капельки пота.

«Как это могло случиться? — силился понять он. — Я же вытащил обойму... Ах, да! Ведь один патрон был в стволе. Как же я забыл, что загнал его туда утром перед вылетом? Ч-черт!..»

Семенюк с помощью Архипова перевязал раненую руку командира и, обмотав бинтом запястье и большой палец, туго затянул концы бинта.

«Хорошо, что пуля не задела никого из ребят», — подумал Карпов, когда перевязка была закончена. И вдруг сильнее боли резанула мысль: завтра боевой вылет!

Спина покрылась холодным потом. Карлов зажмурился. Он представил себе суровое лицо командира полка. Строгий, проницательный взгляд майора. Потам образ Емельянова растаял и вместе с лиловыми кругами во мгле поплыли вопросительные, недоумевающие лица Бахтина, Мордовцева, Долаберидзе... Это длилось всего пару секунд. Георгий открыл глаза: Перед ним стояли его летчики. Испуг прошел. Они испытующе смотрели на своего командира. «Неужели не поверят, что я нечаянно поранил руку?» — мелькнул вопрос. И тут же мгновенно ответ: «А я сам поверил бы любому из них, если б перед опасным боевым полетом кто-нибудь прострелил себе руку? Храбрость человека познается те по речам его, а по действиям».

Но не только тревожный стыд, что товарищи могут счесть его трусом, угнетал командира эскадрильи. «Не в этом главное. А в чем же, в чем?» Незримая тяжесть давила на сердце. «Ах, да! Этот удар по вражескому аэродрому. Ведь всего семи летчикам из полка доверили взлететь в темноте. А теперь они полетят шестеркой без меня... Чем больше мы уничтожим завтра «юнкерсов», тем быстрее задохнется армия Паулюса. Кто это сказал? Кажется, Бахтин... — Георгий задумался. — Нет, я полечу. Я должен лететь. Рана пустяковая. Но командир полка не пустит на задание, если узнает, что я ранен... — уже хладнокровно начал взвешивать Карлов, — Надо скрыть. Во что бы то ни стало скрыть... Кроме Семенюка и Архипова, никто не должен знать о случившемся...»

Эти мысли, сменяя одна другую, быстро проносились в голове. Приняв твердое решение лететь завтра вместе с товарищами, он спросил, всматриваясь в лица летчиков:

— Ребята, верите мне, что случайно поранил руку?

— Конечно, верим! — ответили Семенюк и Архипов.

— А могут найтись такие, которые не поверят. Но сейчас не о них разговор. Я должен, понимаете, должен лететь на задание. А для этого надо, чтобы никто, кроме вас, не узнал о простреленной руке. Поэтому и врача незачем вызывать, — пояснил Карлов. — Понятно?

Летчики молчали.

Карлов глухо попросил:

— Если любите меня, если уважаете своего командира, то молчите.

— Да как же вы завтра полетите? — недоумевал Архипов.

— За ручку управления самолетом всегда держись правой рукой. А с двумя тысячами лошадиных сил левая справится и с небольшой дырочкой, — пытаясь шутить, ответил Карлов. — А теперь омойте кто-нибудь кровь с пола и отоприте дверь. Спокойной ночи! — Он осторожно разделся и, забравшись на нары, укрылся с головой.

У двери стояло ведро с питьевой водой. Архипов, поливая водой пол, смыл кровяное пятно. Семенюк открыл форточку. Постепенно выветривался запах пороха, комната принимала прежний вид. Разговор не клеился. Карлов ворочался под одеялом.

Неожиданно раскрылась дверь, и в комнату вошел майор Голубев — заместитель командира по политчасти. Его невысокую фигуру обтягивал кожаный коричневый реглан, туго перетянутый поясом, из-под нахлобученной на лоб ушанки смотрели внимательные глаза.

— Добрый вечер! Чем занимаемся? — спросил он и, подойдя к столу, сел на скамейку.

— Да вот Архипов два мата кряду получил. Совсем не умеет играть в шахматы, — сказал Семенюк, выжимая из себя улыбку, i

— А Карлов где?.. Спит, — сам ответил на свой вопрос Голубев и посмотрел на то место, где всегда спал комэск. — Правильно делает. Через несколько часов у него сложнейший боевой вылет.

В сенях послышался топот, вновь отворилась дверь, и в общежитие гурьбой ввалились вернувшиеся из столовой летчики. Судя по тому, как резко, на полуслове, оборвались их шутки и реплики, присутствие майора Голубева явилось для них неожиданностью. Они молча присаживались на краешек нар, на табуреты и, стягивая с себя унты и комбинезоны, вопросительно поглядывали на Семенюка и Архипова.

— Ну что смолкли? — первым прервал неловкое молчание Голубев. — Я вот пришел сказать вам, что старший лейтенант Ольховенко за сегодняшний воздушный бой, за четыре сбитых «юнкерса», награжден орденом Отечественной войны первой степени.

— Вот это правильно! А как он себя чувствует, товарищ майор? — спросил кто-то.

— Пока еще неважно, но в полном сознании. Я был у него сейчас в госпитале. Врачи говорят — будет летать.

— Молодец Ольховенко! — вырвалось у Архипова.