Генрих Гофман - Повести

— Да, Наполеон был велик, но и он совершил роковую ошибку.

— Господин Дубровский, Наполеон пошел на Россию во главе стотысячной армии. А у Паулюса было более трехсот тысяч. И не французов, а немцев. Немецкий солдат несравнимо выше французского. Со времен Наполеона французы отвыкли повиноваться. А немецкий солдат готов идти на любые жертвы ради фюрера и великой Германии.

— Я полностью с вами согласен. И тем печальнее положение фельдмаршала Паулюса, который не сумел правильно использовать немецких солдат на Волге. Я клянусь головой, что виною всему эти проклятые итальянцы.

— О, да-да! Я с вами согласен. Вы не только блестяще владеете немецким языком, но и мыслите как настоящий немец. Вы очень интересный собеседник. Я хотел бы подробнее поговорить с вами о том, что произошло под Сталинградом. Где вы остановились?

Дубровский неопределенно пожал плечами.

— Господин капитан, вы приехали как раз в тот момент, когда староста должен был определить меня на постой.

— О, это хорошо! Я позабочусь, чтобы нас поместили в одном доме. Мы проведем сегодня приятный вечер.

— Благодарю вас, господин капитан. Это большая честь для меня. Но со мною малыш, который, как песчинка в пустыне, затерялся в этой большой войне.

Дубровский рассказал капитану историю Пятеркина, объяснил, что за несколько дней совместных скитаний привязался к беспомощному мальчугану и не хотел бы с ним расставаться. Капитан внимательно слушал, участливо кивал головой.

— О! Я прекрасно вас понимаю, — сказал он. — Я сам отец двоих детей. Старшему сыну всего десять лет. Уже два года я не видел свою семью.

— А вы кадровый военный? — заинтересовался Дубровский.

— О, нет, нет. Если бы не эта война, никогда не надел бы мундир. Я доктор философии, преподавал в Венском университете. Представьте себе, в юности хотел стать врачом, но неожиданно для себя увлекся философией.

— Тогда мы почти коллеги, — улыбнулся Дубровский. — Я тоже мечтал стать врачом и даже поступил в медицинский институт. Это было в Москве. Но вскоре я понял, что не приспособлен для такой деятельности. Да, да. На занятиях в анатомичке при виде крови у меня всякий раз кружилась голова. Пришлось перейти из медицинского института в институт иностранных языков, на немецкое отделение.

— Судя по вашему произношению, вас неплохо учили. Я бы даже сказал...

Капитан не успел закончить фразу. В комнату вошел переводчик и доложил о размещении солдат. Вскоре явился и староста. Выполняя пожелание капитана, он определил Дубровского на ночлег в ту же хату, где остановился капитан.

В доме сестер Самарских было три комнаты. Самую большую из них по приказу старосты отвели немецкому офицеру. А маленькую, в другой половине хаты, предоставили Дубровскому с мальчиком. Денщик капитана Дитриха — так звали немецкого офицера — принес на ужин несколько банок французских консервов, бутылку шнапса и курицу. Одна из хозяек готовила ужин, другая, постарше, проворно набивала соломой тюфяки для ночлега.

Дубровский вместе с Пятеркиным помогали ей застелить постели на полу небольшой каморки, когда в распахнувшуюся дверь вошла девочка лет десяти с большой подушкой в руках.

— Мама, ты эту просила принести?

— Эту, Любушка, эту. А другая нам с тобой на двоих осталась.

Девочка бросила подушку на тюфяк и, отойдя в сторону, неожиданно обратилась к Виктору:

— А твоя мама где?

— Сам не знаю. Ушли с батькой во время русского наступления.

— А ты разве не русский? — вмешалась в разговор хозяйка.

Виктор удивленно посмотрел на женщину.

— Русский я! — с гордостью ответил он.

— Почему же своих-то русскими называешь? Наши ведь это.

— Все так говорят, вот и я тоже, — смущенно оправдывался мальчик.

— Нет, не все. От немцев это пошло. А нам с тобой ни к чему...

— Правильно, хозяюшка! — перебил ее Дубровский, оберегая мальчугана от дальнейших расспросов. — Я вот белорус, а все одно всегда говорю «наши».

— Зачем же тогда ихнюю форму надели?

Дубровский усмехнулся. И вдруг спросил:

— А ваш муж какую одежду выбрал?

— Наш папа на войне. Он в Красной Армии с немцами дерется! — скороговоркой выпалила девочка.

— Люба! — воскликнула женщина, метнув на дочку недобрый взгляд.

— А вы не бойтесь. Вас как зовут-то?

— Евдокия Остаповна.

— Вот и прекрасно, Евдокия Остаповна. Спасибо вам за постель. От мужа-то давненько небось весточек не было?

— Последнее письмецо за неделю до прихода немцев я получила от него. А теперь кто его знает, живой ли?

Глаза женщины повлажнели. Она все еще недоверчиво смотрела на Дубровского, но взгляд ее заметно потеплел.

— Надо ждать и надеяться, Евдокия Остаповна, — участливо проговорил Дубровский.

— Мертвым-то что, живым куда тяжелее. — Она подошла к дочке, с нежностью провела рукой по ее волосам и, легонько подтолкнув к двери, добавила: — Пойдем, Люба. Отдохнуть людям надо.

Но отдыхать не пришлось. Вскоре Дубровского позвали в большую комнату. Капитан Дитрих широким жестом пригласил его к столу.

— Поужинаем вместе, — предложил капитан, усаживаясь первым.

Отказываться было глупо, и Дубровский, поблагодарив за оказанную честь, присел рядом.

— За нашу победу! За великого фюрера! — высокомерно проговорил капитан, поднимая граненый стакан, наполовину наполненный мутноватой жидкостью.

Следуя его примеру, Дубровский тоже поднял стакан и добавил:

— За скорейшее окончание войны!

Виктор Пятеркин давно уже спал, разметавшись на жестком соломенном тюфяке, а словоохотливый капитан продолжал еще мучить Дубровского нескончаемыми вопросами. Его интересовало буквально все: и положение гитлеровских войск перед наступлением русских, и какая бывает зима в этом степном районе, и настроение местных жителей. Он никак не мог понять психологии русских, которые, по его мнению, давно уже проиграли войну, но все еще продолжают сопротивляться с безумством обреченных.

— Сталинград будет отомщен. Вы не представляете, какой сокрушительный удар готовит наше командование. Этим летом война закончится полной победой немецкого оружия. Сейчас огромные массы войск снимаются с Западного фронта и перебрасываются на восток, в группу армий «Центр». Моя дивизия тоже следовала туда, но в последний момент нам изменили маршрут. И говорят, это вызвано тем, что в группе армий «Центр» уже негде размещать прибывающие части. Да-да! Не удивляйтесь. Русским готовится большой сюрприз. В фатерлянде, где пополнялась наша дивизия, я видел новейшие танки «тигр». Их броня непробиваема.

Дубровский поглядывал на опустевшую бутылку, которую капитан опорожнил почти один, и мучительно старался запомнить все важное, о чем болтал этот словоохотливый немец. Лишь далеко за полночь капитан угомонился. Расставаясь с Дубровским, он пообещал ему выдать справку, по которой тот беспрепятственно сможет продолжать путь в Дебальцево.