Генрих Гофман - Повести

— Кому же еще? Больше некому.

— Вы что, дурачка разыгрываете? — вскипел Дубровский. — Только что уверенно заявили, что банда Кононенко взорвала водокачку, обстреливает немецкие автомашины, подожгла маслозавод, а теперь виляете. Какие у вас были основания, чтобы утверждать все это?

— Простите, господин Потемкин, не знаю вашего звания. Мне Лидка Смердова говорила, кроме листовок они еще какие-то большие дела делают. Вот я и решил, что они все это понатворили. А я что? Я к вам с честными намерениями... Главное — доложить об услышанном, а там ваша власть, вы и разбирайтесь.

— А имя Кононенко вам известно?

— Это знаю. Григорий Филиппович его зовут. А еще Лидия Смердова говорила, что листовки от Михаила Высочина получила. Этот у них в банде тоже не последний человек.

— Откуда знаете Михаила Высочина?

— Тоже с нами в школе учился.

— Адрес его помните?

— Улица Челюскинцев, дом один.

Дубровский записал в блокнот и этот адрес.

— Хорошо. Это уже немало, — сказал он, вглядываясь в маленькие бегающие глазки Крючкина. — А теперь зарубите себе на носу. Никому про них ни слова. Будете болтать лишнее — можете спугнуть. И тогда ответите головой. О том, что были здесь, у меня, тоже никто не должен знать. С этого дня вы становитесь моим тайным агентом. Придете сюда послезавтра к половине десятого. Я буду вас ждать.

В дверь постучали.

— Теперь идите. — Дубровский поднялся из-за стола и, не подавая руки Крючкину, взял его за талию, проводил до двери. Распахнув ее настежь, он выпустил Крючкина, который чуть не столкнулся с мужчиной, стоявшим за дверью. — Заходите, прошу вас! — предложил он тому.

Высокий, грузный и уже немолодой верзила, едва успевший посторониться, чтобы пропустить Крючкина, продолжал стоять в нерешительности.

— Прошу, прошу! Заходите, господин Золотарев.

Услышав свою фамилию, Александр Золотарев уже увереннее шагнул в комнату. Дубровский сам плотно прикрыл за ним дверь.

— Проходите к столу. Присаживайтесь. Будем знакомы, — сказал он, когда Золотарев опустился на стул. — Меня зовут Леонид Дубровский. Мне поручено работать с вами вместо Александра Потемкина. По указанию шефа Потемкин занимается теперь другим делом. Так что впредь будете встречаться только со мной.

— Очень приятно познакомиться, — густым, сиплым басом проговорил Золотарев.

— Итак, выкладывайте, что у вас там, в Максимовке?

Золотарев оживился:

— Доподлинно установлено, что у Матрены Алдохиной скрывается на чердаке русский солдат-окруженец. Фамилия неизвестна. Кроме того, Кузьмина Ольга сказывала, что ее подруга Кравцова Екатерина состоит в партизанской организации в Первомайке. В этой организации двенадцать подростков. Они расклеивают листовки, написанные от руки.

— Какие листовки? Может быть, это приказы германского командования?

— Не-е. Они, стервецы, Москву слухают. И про то сочиняют листовки.

— Адреса известны?

— А то как же? Кузьмина Ольга Ильинична.

— Отчество необязательно, — перебил его Дубровский.

Золотарев, не обращая внимания на замечание, продолжал:

— Проживает в Первомайке, Высокий поселок, дом двенадцать.

— Так, а Екатерина Кравцова где живет?

— Про то я не ведаю. Надобно Кузьмину допросить по всем правилам. А мне того не положено.

— Хорошо! Вот вам лист чистой бумаги. — Дубровский вырвал его из своего блокнота. — Напишите донесение с указанием адреса Кузьминой и Матрены Алдохиной.

— Это мы враз, это мы можем. Только мне бы карандашик еще.

Дубровский протянул Золотареву ручку. Взяв ее толстыми, заскорузлыми пальцами, тот налег грудью на стол и принялся, посапывая, выводить неровные строчки. Откинувшись на спинку стула, Дубровский исподволь наблюдал за его лицом. И без того морщинистый лоб его сморщился еще больше, нижняя челюсть отвисла. Видно было, с каким трудом дается ему эта писанина.

А Дубровский задумался. Он понимал, что вынужден будет доложить Рунцхаймеру о донесении агента Золотарева, и прекрасно представлял себе, что за этим последует. Вероятнее всего, этой же ночью и в Первомайку, и в Максимовку отправятся автомашины с полицейскими, которые по приказу Рунцхаймера поднимут с кровати Ольгу Кузьмину, а потом и ее подругу Екатерину Кравцову, и если последняя назовет своих товарищей, то и их вытащат из теплых постелей, выволокут на улицу и доставят в Кадиевку к Рунцхаймеру. А этот сопящий над листочком бумаги новоиспеченный «господин» будет безмятежно спать, и, быть может, никакие кошмары не будут мучить его в эту ночь.

«Ничего, придет время — и каждому подлецу будет предъявлен свой счет, — подумал Дубровский. — И Золотарев, и Крючкин получат сполна. — Но, вспомнив Крючкина, он невольно вспомнил и Кононенко, и Лидию Смердову, и Михаила Высочина с улицы Челюскинцев. — Что делать с ними? Ведь, кроме меня, Гаврила Крючкин никому о них не докладывал. И после моего предупреждения побоится сообщать о них кому-либо другому. А что, если рискнуть? Что, если попробовать скрыть эту подпольную патриотическую организацию? Но как? Убить Крючкина? Ведь он теперь мой агент. Могу назначить ему встречу где-нибудь в безлюдном переулке и там прикончить. В крайнем случае объясню, что задержал его, а он пытался бежать. А что, если его подослали ко мне специально? Это тоже не исключено. Рунцхаймер мог пойти на такую хитрость. Внешне оказывает доверие, чтобы усыпить мою бдительность, а сам подсылает своего человека... Ну, а если я ошибаюсь, если Крючкин не подослан, а я, доказывая свою верность, доложу обо всем Рунцхаймеру, что тогда? И Высочин, и Лидия Смердова будут арестованы и расстреляны. Еще неизвестно, сколько жизней потянут они за собой в могилу. Что делать? Рисковать! — неожиданно для самого себя решил Дубровский. — Да-да! Рисковать! Идет великая битва не на жизнь, а на смерть! Сотни тысяч советских людей рискуют жизнью, многие из них погибают! А почему же я должен отсиживаться, чтобы спасти свою? А разве моя жизнь дороже, чем несколько жизней советских патриотов? Но патриоты ли они? Не подставные ли это люди? Надо проверить, надо выяснить... И чем скорее, тем лучше...»

— Вот. Я уже написал, — перебил его мысли Золотарев.

Он пододвинул исписанный лист бумаги к Дубровскому и уставился на него своими белесыми глазами.

— Хорошо! От имени германского командования благодарю за усердие. А теперь постарайтесь побывать у ваших знакомых в Кадиевке, поговорите с ними о жизни. Попробуйте выведать, что им известно про взрыв водокачки, про пожар на маслозаводе. Земля слухами полнится. Быть может, кто-нибудь из них осведомлен, чьих рук это дело. И учтите, это задание самого шефа. Встретимся здесь послезавтра в это же время.