Войта Эрбан - Беженцы и победители

На перевязочном пункте чехословацкому врачу и медсестрам помогает фельдшерица Анастасия Тихоновна Карелова. Эта молодая женщина пыталась вместе с маленьким сынишкой переправиться в Артюховку. Но начался бой, и им пришлось спрятаться в укрытии. Оттуда Анастасия увидела, как у противотанковой пушки ранило двух чехословацких воинов, и, оставив малыша на попечение соседке, бросилась им на помощь…

Одиннадцатилетний Ваня Обозный подбирает раненного в ногу чехословацкого бойца и отводит его в чудом уцелевшую хату Ульяны Кривко. Там солдата перевязывают и укладывают на печь, закрыв занавеской. Раненый моментально засыпает.

Вечером приходят немцы. Они раздеваются и принимаются умываться. В это время на печи кто-то начинает шуршать. Немцы настораживаются.

— Тесто, это тесто. Хлеб, понимаете? — пытается рассеять их подозрения Ульяна.

— Если есть тесто, значит, должны быть и лепешки, — рассудительно замечает дед Кривко. — Иди-ка за водой, а я пока принесу дров.

Но едва они выходят за порог, как хату один за другим сотрясают два взрыва — это раненый чех бросает с печи гранату. В выбитом окне появляется его окровавленное лицо. Соседи цепенеют от страха. Из дома слышатся крики и стоны. К хате сбегаются немцы. Они истошно вопят: «Партизаны!» — и стреляют, как сумасшедшие. Чех бросает в них еще одну гранату, потом еще… И падает, сраженный фашистской пулей. Хату фашисты поджигают, но семье Кривко в суматохе удается скрыться.

Только на третий день сельчане хоронят чехословацкого воина под вишней у дороги, а в августе, когда село освобождает Советская Армия, его прах переносят в братскую могилу.

Во время контратаки второй роты был ранен Бедржих Скала. Его отвозят на перевязочный пункт.

Владя отправляется навестить приятеля. Перевязочный пункт переполнен. Раненые сидят и лежат прямо на полу. Бедржиха Владя находит в дальнем углу.

— Здравствуй. Что, плохо тебе? — участливо спрашивает он.

— Лучше не спрашивай. Вот рука…

— Так это обойдется… — пытается утешить приятеля Владя.

— Ну что ты говоришь! — возражает Бедя. — Рука раздроблена. Наверняка придется ампутировать. Главное теперь — не упустить время…

Где-то рядом бредит в горячке Василий — тот, что помогал Ярде Досталу рыть окоп. При каждом вздохе в груди у него что-то сухо потрескивает.

А Курт Вольф погиб ночью на глазах у Бедржиха.

До передовой доходят слухи, что началась эвакуация Харькова. Солдаты волнуются: что будет с их товарищами, находящимися там в госпитале, — с Эриком Фрешлом, Франтой Кралом, Пепой Ржепиком, Тондой Сохором и другими?

Плохо с питанием, зато с боеприпасами все в порядке. Так что на фашистов, окопавшихся в Соколове, снаряды и мины сыплются градом. Фашисты снова и снова пытаются форсировать реку и обрушивают на оборонительные позиции чехословацкого батальона между Миргородом и Артюховкой лавину снарядов. Среди чехословацких воинов растет число убитых и раненых. Пополнения уже ждать неоткуда. С левого фланга обороны поступает донесение: Билютин с остатками своего полка оставил Тарановку.

Разведчики и наблюдатели на НП и в окопах переднего края бдительно следят за противником днем и ночью. Сидя в окопе, Владя в бинокль осматривает пространство вокруг Соколовской церкви, где заметно скопление пехоты и техники противника. Радистам удается перехватить приказ немецкого командования о времени и месте сосредоточения. Сообщение чрезвычайно важное, но его приходится несколько раз перепроверять…

Поредевшие ряды обороняющихся отражают очередные атаки противника — фашисты по-прежнему пытаются форсировать реку и прорваться на север. Призыв интербригадовцев «Но пасаран!» теперь понятен всем.

«Ни пуха ни пера!» — кричит Владе с опушки леса Отакар Рытирж, покидая передовую после проверки позиций.

Шквал снарядов и мин обрушивается на обороняющихся — вновь начинается атака. Тесаржик из Артюховки докладывает, что принял командование второй ротой вместо погибшего Кудлича.

— Риша, для меня что-нибудь есть?

— В общем-то, нет. Мы только что залатали дыру. Получилось неплохо. А вам тоже досталось?

— Все еще обстреливают. Потери у вас есть?

— Да, трое. Как раз сейчас хороним. Ну, пока!

Владя вдруг замечает, что уже ночь. Фашисты не прошли. «И пока мы здесь, они не пройдут! — мысленно восклицает он. — Сейчас нужно зайти к связистам, потом разбудить Вашека — он должен сменить Польду на наблюдательном пункте, а затем связаться с начальником штаба и выяснить, правда ли, что батальон будет вскоре отозван. В общем, мы не подвели. Жаль только товарищей, павших в бою… А сколько еще погибнет, пока мы вернемся на родину…»

Поднявшийся где-то в верхушках сосен ветер прерывает его грустные раздумья.

Боевое крещение под Соколовом чехословацкие воины выдержали с честью, покрыв себя неувядаемой славой. Слова «чехословацкий отдельный батальон», «полковник Свобода» стали символами героизма. Неизмеримо вырос авторитет командира батальона. Воины батальона — и те, кто выстояли, и те, кто пали в боях, внесли огромный вклад в возрождение чехословацких вооруженных сил, которым суждено было вернуться на освобожденную родину.

После сражения у Соколова на повестку дня встал вопрос о формировании на основе 1-го чехословацкого отдельного батальона чехословацкой отдельной бригады. Лондонское правительство всячески противилось этому, стремясь любыми способами не допустить создания народной армии. Оно, например, настаивало на формировании бригады в глубоком тылу, то есть требовало, чтобы чехословацкие воины вернулись с фронта в Бузулук. Возникли разногласия и по вопросу о том, чем должна стать эта бригада — полнокровным соединением, имеющим на вооружении танки и артиллерию, или обычным пехотным формированием.

На должность командира бригады лондонское правительство направило в Новохоперск угодного ему полковника Кратохвила, который вместе со Свободой принимал парад. Фронтовики стояли в строю с хмурыми лицами. Их приветствие «Здар!» прозвучало довольно невыразительно. Они не знали, да и не стремились знать, всех хитросплетений закулисной борьбы, развернувшейся по вопросам возрождения чехословацкого государства. Они просто сражались и отдавали свои жизни за то, чтобы это государство было свободным. И сражаться они хотели не под командованием пусть симпатичного, но незнакомого офицера, присланного сверху, а под командованием прошагавшего рядом с ними по фронтовым дорогам не один десяток километров Людвика Свободы.

Советское правительство и Верховное Главнокомандование одобрило реалистическую, глубоко обоснованную концепцию Свободы — Готвальда. Было принято решение создать отдельную бригаду, командиром которой впоследствии стал Людвик Свобода. В целом верно оценивая сложившуюся ситуацию, Бенеш тем не менее никаких решительных шагов предпринять не мог, так как не обладал реальной властью. И все-таки Свобода до самой весны 1945 года оставался в его представлении только временным командиром.