Игорь Фролов - Вертолетчик

— От судьбы, нахуй-блядь, не уйдешь, — мудро заметил капитан и отдал борттехнику Лосенкову сто заработанных в Джелалабаде чеков.

После списания на землю борттехник Ишбулатов остался в эскадрилье в непонятном статусе. Он ходил в наряды, работал по хозяйству, помогал в замене двигателей, лопастей, в регламентных работах. И тут как раз подоспели осенние заготовки. Несколько групп солдат во главе с офицерами забрасывались вертолетами в тайгу на сбор грибов, кедровых шишек и ягод. Лейтенанту Ишбулатову придали пять солдат, несколько картонных бочек, совки для быстрого и варварского сбора ягоды (фанерные кузовки с гребнем из проволоки), провиант, палатку, — и бросили на бруснику. Борт № 22 высадил команду за сто километров к северу, возле быстрой прозрачной речушки, под сопкой, склоны которой были покрыты стлаником, мхом и брусничником. Борттехник Ф., вдохнув знакомый запах сентябрьской тайги, умывшись хрустальной водой и поев крупной спелой брусники, позавидовал лейтенанту Ишбулатову.

Они улетели, оставив заготовителей. Уже запустив двигатели, борттехник Ф., вдруг вспомнив, снял на створках моток контровки и кинул лейтенанту Ишбулатову — на петли для зайцев проволока была самое то. У лейтенанта Ишбулатова был «Макаров» с двумя коробками патронов, но не для охоты, а на всякий случай.

Прошло несколько дней. Борт № 22 отправили в белогорскую командировку, бросать девчачью команду. Когда борттехник Ф. вернулся, в их комнате в общежитии стояло ведро брусники.

— Видас угостил? — спросил борттехник Ф. у борттехника Мухаметшина.

— Нет, — сказал борттехник Мухаметшин. — Сегодня я вывез из тайги группу капитана Володягина. Они тонну собрали. А Видаса с тех пор я не видел.

Утром следующего дня борттехник Ф. спросил у инженера эскадрильи, где лейтенант Ишбулатов.

— Где, где, — сказал майор Горовенко рассеянно, и вдруг встрепенулся. — А что, они с брусники не вернулись, что ли? Так какого хера молчишь? Две недели уже!

— Я в командировке был! — возмутился борттехник Ф.

Все перепугались, забегали, начали крутить ручку телефона. Нашли экипаж, который десантировал группу лейтенанта Ишбулатова, и уже в обед борт № 22 садился на широкий берег узкой речки у сопки. В палатке никого не было, но рядом горел костер. Дали выстрел из ракетницы. Скоро из леса выбежали шесть бородатых людей.

Робинзоны наперебой рассказывали, угощаясь куревом. Бочки были полны брусники через три дня. Когда в условленный час пятого дня борт не прилетел, подумали на плохую погоду в Гачах, хотя здесь было ясно и холодно. Несколько дней жили как туристы, жгли костры, пекли рыбу — один солдат сделал удочку. Ставили петли на зайцев, но в них никто не попался. Пистолет Видас использовал только один раз.

— По ночам кто-то ходил у палатки, — сказал он. — Вздыхал, как корова. Я подумал даже — корова. Но утром след на инее большой, и бочка с брусникой одна опрокинута, ягоду ел…

На следующую ночь, когда мишка пришел снова, Видас высунул из палатки руку с пистолетом и два раза пальнул в воздух. У него хватило ума не стрелять в сторону медведя.

— Раненный этой пулькой, он бы вас просто подавил в палатке, как лягущек, — сказал борттехник Ф.

Больше медведь не приходил. Лейтенант Ишбулатов доказал свою свирепость даже хозяину тайги. Потом борттехники Ф. и Мухаметшин удивлялись такой решительности лейтенанта Ишбулатов, пульс которого, по уверениям предполетного доктора, не превышал 50 ударов даже после приседаний, то есть, его биологическое время текло совсем в ином ритме. Он мог, ожидая заправки вертолета, смотреть, как мимо его борта медленно и выжидающе ползет ТЗ, и только после того, как водила ударял по газам, лейтенант Ишбулатов начинал медленно взмахивать рукой и медленно бежать за машиной. А однажды в однокомнатную квартиру в ДОСах, где Видас жил с лейтенантом Саеткуловым, ночью пришли грабители. Они сначала бросили камень в окно и разбили его. Видас проснулся, и думал, что это был за звук. Лейтенант Саеткулов был в наряде. Не дождавшись реакции, воры отжали хлипкую дверь, вошли, не включая света, собрали висящие на вешалке куртки, вошли в комнату, увидели, что на кровати кто-то спит, и удалились. А Видас подумал, что приходил из наряда лейтенант Саеткулов и снова уснул.

Вот такой выдержанный офицер руководил сбором ягод. Он был спокоен, несмотря ни на что. На пятый внеплановый день солдаты поняли, что дело не в погоде, что, скорее всего, их просто потеряли, ищут в другом месте. С утра на вершине сопки разводили костер, питали его смолистыми стланиковыми лапами, и сопка с высоты была похожа на курящийся вулкан. Но за три дня до прилета 22-го борта командир брусничного взвода лейтенант Ишбулатов приказал больше сигнальный костер не жечь.

— И зачем? — удивился борттехник Ф. — Мы, между прочим, не сразу твою сопку нашли, тут речка между такими же петляет. Был бы дым…

Оказывается, перебрав все три варианта, лейтенант Ишбулатов нашел, что наиболее правдоподобен самый неправдоподобный. Началась война с Китаем, — решил он. Как им говорил замполит, спецподразделения китайцев, обутые в кеды, бегом преодолеют те сорок километров от границы за четыре часа, — налетят как саранча…

— Я подумал, — говорил лейтенант Ишбулатов, что-то рисуя в воздухе согнутым пальцем, — что полк перелетел на запасной аэродром в глубь страны. Если будем дымить, нас найдут враги…

— И чего тогда вы еще три дня тут сидели? — спросил борттехник Ф.

— Думали… — сказал лейтенант Ишбулатов.

После командировки борттехник Ф. собрался в отпуск. Как раз всех его друзей, которым предстояло лететь в Афганистан, на две недели отправили в профилакторий под Хабаровском — в рамках все той же подготовки набраться сил и пройти курс самообороны без оружия. Пути расходились окончательно. Борттехник Ф. надеялся, что, когда он вернется из своего почти двухмесячного отпуска, «афганцы» будут, наконец, в Афганистане и перестанут маячить живым укором перед его глазами. Будет стоять глубокая осень, потом настанет зима, и все пойдет по плану, утвержденному весной. Он будет летать над белой землей, писать роман, играть в шахматы. Да, играть в шахматы, а не просто разбирать партии двух «К». На смену борттехнику Мухаметшину, с которым борттехник Ф. коротал вечера за доской, пришел борттехник нового призыва. Он был женат, поселился с женой в общежитии, и первым делом обошел соседние комнаты в поисках любителей шахмат. Увидев на столе у двухгодичников не только шахматную доску с фигурами, но и шахматные часы — белые, с черными кнопками и красными флажками, — он разволновался. Борттехник Ф. снисходительно-добродушно согласился сыграть партейку. Привыкший всегда выигрывать, фигуры двигал быстро, думал рассеянно, и уже в дебюте попал в трудное положение. Спохватился, начал думать, боролся изобретательно, и все же проиграл. Потом он проиграл еще две партии, потом выиграл одну и одну с трудом свел вничью.