Петр Смычагин - Горячая купель

Дальше Батов не мог читать, зажал в кулаке этот горький листок, исписанный детской рукой, и пошел между соснами... Куда? Не все ли равно! Шагал, как во сне, не чувствуя ног, будто окаменевший, тяжело плыл в тумане.

Где-то в подсознании рисовалась опустевшая родная изба. И вся далекая крошечная деревушка тоже виделась пустой, безлюдной, вымершей, тихой. Она покачивалась в лучах яркого весеннего солнца, трепетала в туманных испарениях, готовая исчезнуть.

То очень ярко, точно живая, перед глазами появлялась мать. Она неторопливо возилась у печки с вечными своими чугунами, горшками и кринками. Сгорбленная, не разгибаясь, сухой потемневшей рукой поправляла серый бязевый платок на голове, тянула его за концы и прятала под него седые пряди волос...

— Товарищ младший лейтенант! — донеслось откуда-то издалека. Остановился.

— Товарищ младший лейтенант, — повторил Вася, забегая вперед. Он было улыбнулся, но, заметив состояние Батова, договорил виновато: — Совсем чуть не догнал, едва нашел тебя... Куда ушел? Товарищ старший лейтенант искать велел. На собрание, говорит, скорей надо.

Батов молча побрел за Васей, постепенно ускоряя шаги, чтобы не отставать. Мысли его начали двоиться, перебивая одна другую, путались. Он силился приободриться, привести себя в порядок хотя бы внешне, но не мог. От этого еще больше пухли на висках вены, и оглушительными ударами молота колотился пульс: т-тах! т-тах! Шуркиным жалобным голоском голову сверлили два слова: «Овдотья Васильевна». Шли быстро. Потом, замедлив шаги, связной показал рукой правее лагеря и, сказав: «Вон там они», повернул к своим палаткам.

Возле сваленной ветром сосны сидели коммунисты батальона. Кто-то оглядывался и махал рукой Батову, торопя его. А он спешил изо. всех сил, почти бежал, но двигался, казалось, непростительно медленно.

Замполит, пожилой капитан Соколов, стоял у комля сосны, прижимая рукой бумаги к корявому стволу. Он пристально смотрел на приближающегося Батова. Обратил внимание на его растерянный вид, но ничего не сказал, только сильнее нахмурил черные широкие брови.

— Вот, полюбуйтесь на своего рекомендованного, товарищ старший лейтенант Седых, — резанули слух слова майора Крюкова. — Он не соизволил, так сказэть, даже своевременно явиться на собрание. Коммунисты всего батальона должны его, видите ли, ждать.

Эти слова, как обухом, ударили Батова. Перед глазами расплывались темные масляные пятна.

— Он объяснит свое поведение, — не очень уверенно возразил Седых.

Прочитана ли была биография Батова до его прихода или ее читали при нем, он не слышал. Очнулся только тогда, когда, дружески подбадривая, Гусев вывел его перед сидящими и оставил около капитана Соколова.

— Вот теперь можете задавать вопросы товарищу Батову, — объявил председатель и посмотрел на Крюкова. Тот не заставил себя ждать:

— Мне все-таки не понятно, почему младший лейтенант опоздал на собрание?

— Я извиняюсь, — через силу выговорил Батов, чувствуя, будто рот забит ватой. Он с трудом подбирал слова, чтобы коротко объяснить товарищам, что с ним произошло.

А до слуха, как из глубины колодца, долетели нетерпеливые слова Крюкова:

— Извиняться вы можете перед барышней, а здесь партийное собрание, так сказэть. Надо объяснить причину!

Батов окаменело стоял перед людьми.

— В чем дело? — спросил Соколов мягко и с тревогой в голосе. — Что это у вас за бумага?

Только тут, взглянув на свои руки, Батов увидел, что письмо так и осталось зажатым в руке. На какое-то мгновение сам себе показался смешным, но от этого легче не стало.

Молча протянул письмо. Капитан, мельком взглянув на адрес и первую строчку, спросил:

— От племянника, что ли?

— Нет... от соседа.

— Можно прочитать?

Соколов быстро пробежал взглядом по листку, осторожно свернул его, отдал Батову. Все смотрели на замполита.

— Когда вы получили письмо? — спросил он.

— Вот только что...

— Я считаю, — обратился Соколов к собравшимся, — что причина опоздания товарища Батова вполне уважительная. А вам, — повернулся он к Крюкову, — я дам исчерпывающий ответ после собрания...

— Растолкуем общими усилиями! Чего тянуть, — как всегда, резко сказал комбат Котов, поводя орлиным взглядом в сторону Крюкова.

Или Крюков на самом деле не понимал состояния Батова, или, желая как-то оправдать свое поведение, делал вид, что не понимает. Он еще хотел что-то спросить, но Соколов опередил его:

— Прошу вопросы по существу, товарищи.

— Какие там еще вопросы! — вскочил на ноги Котов. — Биографию все слышали, она у него написана подробно. Остальное известно из рекомендаций, да и так знаем. Сейчас главный и самый верный критерий оценки человека — его поведение в бою. Дай бог каждому так действовать, как он в Данциге. К чертовой бабушке всякие придирки! У меня есть предложение — принять.

— Так, есть еще вопросы? — выяснял замполит.

— Нет! Нет! — послышалось из рядов. — Давайте кончать!

— Тогда кто желает высказаться?.. Поступило предложение принять товарища Батова кандидатом в ряды вэ-ка-пэ-бэ. Еще какие соображения будут?... Садитесь, — обратился он к Батову.

— Нет других предложений! — крикнул Седых.

— Принять!

— Знаем этого человека!

— Какие тут еще соображения!

— Разрешите мне! — выкрикнул среди шума Крюков.

Он не дождался, пока ему разрешат, и начал, неторопливо подбирая слова:

— Я предлагаю воздержаться от приема младшего лейтенанта, так сказэть, в кандидаты партии...

— По личной неприязни? — не выдержал комбат.

— Прошу не перебивать, — спокойно заметил Соколов.

— Повторяю, я предлагаю воз-дер-жаться. И совсем не по личным мотивам, капитан. — Крюков холодным взглядом стрельнул в комбата. — Кроме того, младший лейтенант — невоспитанный человек. Нарушает военную дисциплину, вступает в пререкания со старшими, грубит. В полк явился один, без команды, ночью. Подумайте хорошенько, товарищи коммунисты, кого вы принимаете в свои ряды. Надо еще проверить такое сложное, так сказать, стечение обстоятельств. Кроме того...

— Лучше скажите, почему задержана награда Батову? — вскипел Седых. — Я буду жаловаться.

— Я объясню, — милостиво согласился Крюков. — Кроме того, у вас в роте, старший лейтенант, все недисциплинированны, вместе с командиром роты. Это видно по вашему поведению здесь. А два ваших пьяных взводных командира увернулись от суда по делу Кривко только из-за счастливой случайности. Вот почему мною задержаны их наградные листы. Вам теперь ясно, старший лейтенант? И, наконец, он даже умудрился опоздать на свое первое, так сказать, в жизни партийное собрание. Скажите, товарищи коммунисты, кто-нибудь из вас опаздывал на свое первое собрание? А мы теряем время, ждем его...