Александр Листовский - Конармия[Часть первая]

Пассажиры, зябко поеживаясь, неумело выстраивались. Вахмистр в сопровождении казаков обходил ряды, пытливо вглядываясь в испуганные, бледные лица и, тыча пальцем в грудь пассажирам, коротко приказывал:

— Выходи на правый фланг! И ты выходи! Эй, морда, кому говорю?.. Ковалев, веди их до сборного места да гляди дюжей, чтоб не убегли.

Рассветало. Накрапывал дождь. Вокруг поднимался сырой, осенний туман. Темные рваные тучи ползли в пасмурном небе. Сквозь серую муть постепенно протаивали очертания станции и черневшие за ней клены и липы. Холодный ветер порывами налетал из степи и гнал по платформе желтые листья.

У соседних вагонов шла проверка документов, слышались громкие голоса. Двое солдат с потными, красными лицами тащили под руки рослого мужчину в кожаной куртке. Мужчина — у него была в кровь разбита щека упирался и что-то гневно кричал.

— Достукался! — злорадно сказал кто-то позади Сашеньки.

Она оглянулась. Заросший по самые глаза человек, улыбаясь маленькими злобными глазками, весело смотрел на нее.

— Вы, барышня, не бойтесь, — сказал он, по-своему истолковав ее испуганный взгляд. — Вам нечего опасаться. — Он бегло оглядел отороченную мехом Сашенькину жакетку и высокие шнурованные желтые ботинки, плотно облегавшие ее полные стройные ноги. — Вас не тронут. А этому, что повели, веревочки не миновать.

У Сашеньки дрогнули брови.

— А вам что, от этого легче? — краснея, опросила она.

— А как же! Они ж меня по миру пустили, злодеи эти… А вам вроде жалко его? — рыжебородый с хитринкой выжидающе смотрел на нее.

Сашенька не успела ответить.

— Коммунисты, жиды и китайцы — вперед! — барской властностью сказал вблизи чей-то голос, и по тону, каким были сказаны эти слова, многим сразу стало понятно, что этот голос говаривал их уже не один раз.

_ Сашенька подняла голову. В нескольких шагах от нее стоял сотник Красавин с перевязанным глазом. Из-за. его плеча выглядывал вахмистр.

Толпа молчала. Пассажиры искоса переглядывались. Китайцев и евреев вроде и не было, а коммунистов — кто их знает! Поди сыщи чудака, чтоб добровольно сдался белогвардейцам.

Сотник иронически усмехнулся.

— Таковых не оказалось. Кхм… Ну что ж, господа, хуже будет, когда сами найдем, — произнес он угрожающе.

— Господин сотник, — зашептал вахмистр, — обратите ваше внимание, вон во втором ряду, черненький. Надо б его проверить.

— Проверь, — тихо сказал Красавин.

Вахмистр бросился в ряды и положил большую волосатую руку на плечо чернявого человека в четырехугольном пенсне,

— А ну, пройдемтесь, господин! — сказал он, выталкивая его из толпы.

— Куда? Зачем? Куда вы меня ведете? — беспокойно заговорил человек, пытаясь освободиться. — Я присяжный поверенный. Я предъявлю документы. Я…

— Иди, иди! Нечего тут! За водокачкой предъявишь. При народе-то срам!

Вахмистр крепко взял человека под руку и повел его из толпы.

— Потрудитесь предъявить документы, — сказал сотник Красавин.

Сашенька не сразу поняла, что обращаются к ней.

Красавин смотрел на нее сбоку и видел лишь ее тонкий профиль, но вот она повернула голову, и ему стало видно все ее лицо с пухлыми по-детски губами и вопросительно устремленными на него синими глазами.

— Да, да, Я вам говорю, — повторил он.

Сашенька, досадуя на себя за то, что покраснела, поспешно вынула из жакета кошелек, достала из него вчетверо сложенную бумажку и, развернув ее, молча подала офицеру.

— «Александра Ивановна Веретенникова», — вполголоса прочел сотник. Он дотронулся до козырька, звякнув шпорами. На его нагловато-красивом лице разлилось выражение доброжелательства. — Простите, это ваш отец был в Оренбурге городским головой? — спросил он, улыбаясь.

— Нет. Мой отец учитель, — ответила Сашенька.

— А-а-а… — разочарованно выговорил сотник, вдруг помрачнев. — Возьмите, — он протянул Сашеньке ее документы.

— Господин сотник! Извиняюсь за беспокойство… — суетливо заговорил человек с рыжей бородой, который жаловался Сашеньке, что его по миру пустили. Он молча растолкал пассажиров и пробрался вперед. — Вот привел бог!

— Кто такой? — коротко спросил Красавин, холодно взглянув на него.

— Купцы мы, господин сотник. В Оренбурге овсом торговали. «Колупаев и сыновья», лабаз. Разве не помните? А я вашего папашу господина Красавина вот как знал! Я и есть сам Колупаев. — Он пошарил за пазухой. — Документы пожалуйте.

— Очень хорошо-с, — сказал сотник Красавин. — А что вы хотите от меня, господин Колупаев? Только прошу короче, я тороплюсь.

— Во-первых, как вы наши освободители… а я сам как есть пострадавший и вообче… и, во-вторых, желаю с вами остаться, — проговорил купец, снимая шапку и прижимая ее к груди.

— Хорошо. Можете взять свои вещи… Омельченко, дай им казака.

Сотник внимательно оглядел стоявшую перед ним толпу. Его взгляд задержался на небритом человеке в солдатской шинели.

— А ты кто такой? А ну, выйди вперед! — приказал он.

Человек, прихрамывая, вышел из рядов и подошел к офицеру.

— Где шинель взял? Красноармеец?

— Шинель у меня от старой службы осталась, — нехотя сказал человек, отставляя правую ногу.

— Какого полка?

— Фанагорийского гренадерного имени фельдмаршала князя Суворова.

— Солдат?

— Так точно.

— Как же ты, мерзавец, стоишь? — бешено закричал Красавин. — Распустился в совдепии! Службу забыл!

Солдат неловко переступил с ноги на ногу.

Сотник поднял руку и коротко двинул его в подбородок. Солдат покачнулся и побледнел. Тонкая струйка крови потекла по краю дрожащих от негодования губ.

— Большевик?

— Какой я большевик? Я…

— Омельченко, взять! — крикнул Красавин подбежавшему вахмистру.

Вахмистр мигнул казакам.

— Пустите, я и так пойду, — хмуро сказал солдат схватившим его казакам. — Куда я на одной ноге убегу?

— Врет он, — недоверчиво протянул вахмистр.

— Да нет, и вправди нога вроде деревянная, — сказал пожилой казак, нагибаясь и ощупывая ноги солдата.

— Ладно, пустите его, — с досадой приказал сотник. Он вынул из кармана носовой платок и, брезгливо морщась, стал смахивать с шинели мелкие капельки крови.

— Господин сотник, господин полковник идут, — почтительно проговорил вахмистр, показывая в глубину платформы, откуда-торопливо шагал тучный человек в офицерской шинели.

— Ну, как дела, сотник? — спросил мягким баском полковник, подходя и оглядывая притихшую толпу круглыми, навыкате глазами.

— Человек двадцать выловили, господин полковник.

— Очень хорошо… Ну, кончайте скорей. Корпус подходит, и генерал будет недоволен задержкой.

Вдали послышался заливистый гудок паровоза и нараставший грохот. В густом облаке дыма на станцию влетел бронепоезд. Замелькали покрытые защитной броней вагоны с пушками и пулеметами в амбразурах. На вагонах большими белыми буквами было что-то написано. Сашенька успела прочесть: «На Москву». Прогремев мимо платформы, поезд остановился. Паровоз, набирая пары, задышал быстро и тяжело, как человек после долгого бега…