Александр Листовский - Конармия[Часть первая]

— Левка, коньяку! — распорядился Махно. — Садись, Щусь.

Но не успел Левка откупорить бутылку, как на улице послышался конский топот.

Щусь метнулся к окну. Неподалеку от хаты копошилась в пыли какая-то темная масса.

— Что там? — нетерпеливо спросил Махно.

— Не пойму, Нестор Иванович, — сказал Щусь, высовываясь в окно и заглядывая на улицу. — Кажись, кто-то упал… Ага, вот теперь видно: и конь и человек рядом лежат. Загнал, видно, коня. Видать, кто-то из наших.

— Давай его сюда! — сказал Махно. Щусь, гремя шпорами, выбежал на улицу.

Волин зашевелился, поднял тяжелые веки и беспокойными глазами посмотрел на Махно. В сенцах, слышно было, кого-то тащили. Дверь с шумом раскрылась, и двое людей — один в засаленной фуражке со сломанным пополам козырьком, другой гололобый — почти внесли на руках маленького человека, в английском френче. Его красное лицо с заячьей губой было покрыто черными потеками засохшего пота. Вошедшие попытались поставить его перед «батькой», но человек мешком опустился на пол.

— Дайте ему коньяку, — распорядился Махно. Стуча зубами о край стакана, человек сделал два-три глотка и попытался встать перед «батькой», но смог только присесть.

— Кто такой? Откуда? — грозно спросил Махно.

— С-пид Матвеева кургана, батько, — с трудом заговорил человек. — День и ночь трое суток витром лител… Пять коней загнал.

— Не тяни! Говори, что случилось.

— Великая сила, батько, идет… А кони у них!.. — Человек трясущейся рукой расстегнул френч, разодрал подкладку и, нашарив сложенную вчетверо бумажку, протянул ее «батьке».

Махно развернул бумажку, забегал по ней круглыми глазами и при общем молчании прочел ее вслух:

— «Батькови Махно.

Армия Буденного 21 апреля выступила из Ростова и пошла на запад через Матвеев курган.

Чирвон».

Волин и Махно переглянулись. «Батько» смахнул на пол тарелки и нагнулся над картой.

— За четверо суток они прошли верст двести, — сказал он, прикидывая на глаз расстояние. — Под Павлоградом Буденный будет дня через три.

— Что будем делать, Нестор Иванович? — спросил Волин. — Видимо, драться придется?

Заложив руки за спину и хрустя пальцами, Махно молча заходил по комнате.

— А шо, если уговорить их к нам перекинуться, Нестор Иванович? — спросил Левка Задов. — Вот было б знатно!

— Дурак! — Махно с досадой кинул быстрый взгляд на него.

— Не выслать ли навстречу им делегацию? — предложил Волин.

— Делегацию?

— Ну да. Предложить им мир, чтобы они нас не трогали, и мы с ними драться не будем, — пояснил Волин. — А если откажутся — взорвем их изнутри!

Наступило молчание.

— Пошлем! — немного подумав, согласился Махно. — Завтра выступим под Павлоград, а оттуда и пошлем делегацию. Щусь, приготовься. Поедешь со взводом. А если с делегацией номер не выйдет, то взорвем их изнутри. Направим своих молодцов: пусть вступают к ним добровольцами. А об инструкциях я позабочусь. И только!..

Параска, молодая румяная баба, вдова, самогонщица, сбегала к колодцу за водой, поставила самовар и засуетилась у печки.

Сунув на угли сковородку с оладьями, она оперлась полным, с ямочкой подбородком на черенок сковородника, рассеянно взглянула на улицу и тут же с криком бросилась к открытому окну.

— Хай тоби, чертова сатана! Хай тоби, шибенник проклятый! [26] Шибенник — висельник (укр.) Шо це ты зробил, болячка поганая! — ругалась она во все свое звонкое горло. — Ой лихо мне, лишенько! Зачем ты мою свинью вдарил, аж зад потянуло?! Нечистая сила твоя, сатаняка рогатый! Тоби смешно, овцепас, харя собачья, а мени горе!

Лохматый махновец, к которому относилась вся эта речь, выругался в ответ так виртуозно, что баба сначала остолбенела, а потом разразилась целым потоком самой яростной ругани. Но махновец, прозванный за большой рот Хайло, только нагло усмехнулся в ответ.

Вспомнив про оладьи, Параска кинулась к печке и ахнула.

— Оладьи сгорилы!.. Хай тоби, чертяке поганому! Шоб тебе руки, ноги переломало! Шоб тебя бугай забодал! Шоб тебе дышло в бок, байстрюк всисвитный! Турчин! Сатана! — причитала она, произнося без особенной злости привычную брань…

Потом она вернулась к окну с намерением еще поругаться, но Хайло исчез. Вместо него двое вооруженных людей с черными лентами на белых барашковых шапках вели по улице босого человека в рваном тулупе. Взглянув на худое бритое лицо этого человека, со спокойным видом шагавшего между конвойными, Параска сразу смекнула, что одежда на нем была не своя, а «батькины молодцы» переодели его.

«Ось, який дядька здоровый!» — подумала она, сочувственно глядя на задержанного.

Она еще постояла, посмотрела, как махновцы ввели пленного в контрразведку, помещавшуюся наискось от ее дома, и, вздохнув, отошла от окна…

Левка Задов уже целый час бился над допросом задержанного, суля шлепнуть ползучего гада на месте, или же зашить элементу живую кошку в живот, или вздернуть, цуцика на первой осине. Но тот оказался человеком на редкость упорным и стоял на своем, не признавая себя ни красным, ни белым.

— Ты шо?! Ты шо? — кричал Левка Задов. — Ты понимаешь, кто с тобой говорит? У меня не такие, как ты, плакали, просились!.. — Он в ярости застонал и схватился за голову. — Да я с тобой такое сделаю, что родная мама тебя не узнает!. А ну, говори, офицер, зачем приехал на Украину? — произнес он скороговоркой.

— Я уже сказал вам и еще раз повторяю, что я не офицер, а студент, и принадлежу к партии анархистов, — спокойно отвечал человек.

— Ха! Видали мы таких анархистов! — Левка; Задов усмехнулся и откинул со лба вспотевшие волосы. — И шо это такое? Как только какой элемент попадется, так обязательно студент, артист или учитель… Видали мы и артистов. Сам Собинов к нам недавно попался. Петь не захотел. Напрасно батько его отпустил. Я бы с ним поигрался. Он бы у меня все на свете запел!

В соседней комнате раздался отчаянный крик.

— Слышишь, милый! — Левка Задов кивнул в сторону.

Он еще раз внимательно посмотрел на своего собеседника и вышел из комнаты. Джек Пирс глубоко вздохнул.

— Ну? — в нем дрожал каждый мускул. Сердце колотилось с неистовой силой. Им овладела такая слабость, что ноги его словно сделались ватными. Он тяжело опустился на стул и несколько минут просидел неподвижно.

«Да, но что это за человек? — думал он. — И как он мне может помочь?.. Нет, отсюда, пожалуй, не выберешься».

В эту минуту дверь растворилась, и Артен предложил ему следовать за собой.

Джек Пирс никогда не видел Махно. Но когда он вошел в небольшую беспорядочно обставленную комнату с разбросанными по всем углам мешками, седлами и ящиками с торчавшими из них горлышками винных бутылок, он сразу понял, что маленький человек, сидевший за столом и смотревший на него тяжелыми глазами, и был сам Нестор Махно.