Александр Листовский - Конармия [Часть первая]

— Как же его убили? — спросил Ушаков.

— В спину. Он как раз через пехотные цепи прорвался, стал назад поворачивать, а тут какой-то офицер срезал его из пулемета. Солдаты-то поголовно сдавались… Шпитальный, коновод Ворошилова, пробился к нему и взял на седло…

— Да, такого человека потеряли… Товарищ Ворошилов звал его львом с сердцем милого ребенка, — сказал Поткин, сокрушенно покачав головой. Он снял фуражку, нагнулся и поцеловал Дундича в лоб.

Лесной дорогой тянулся обоз. Мокрые от пота лошади, помахивая хвостами, шли ходким шагом.

По обочине скакали Гуро и Сидоркин. Поравнявшись с передней подводой, Гуро придержал лошадь и крикнул ездовому:

— Погоняй прямо! Будет деревня, спросишь, как проехать в Полонное. Ждите там. Я скоро приеду.

Он снова пустился в галоп. Сидоркин, сдерживая рвавшую повод горячую вороную кобылу, поскакал вслед за ним.

Они свернули по просеке и, выехав на опушку, поднялись на пригорок. Влево, в низине, среди густой зелени краснела черепичная крыша.

— Вот отсюда и начнем, — сказал Гуро. Спустившись с пригорка, они выбрались на полевую дорогу и вскоре подъехали к хутору.

Сидоркин слез с лошади и открыл ворота. По большому двору ходили гуси и утки. В тени у колодца лежала свинья. Несколько поросят, тыча мордочками, копошились подле нее.

Гуро хозяйским глазом оглядел двор и постройки.

— Вполне подходяще люди живут, — с довольным видом проговорил он, снимая из-за спины и перекидывая через плечо карабин. — А ну, пошли в хату!

Привязав лошадей, они поднялись на крыльцо и вошли в широкие сени. Тяжелые двери вели в две половины.

Сидоркин нажал щеколду.

— Сюда, товарищ квартирмист?

Гуро отрицательно качнул головой.

— Нет, здесь сначала посмотрим, — сказал он, открывая противоположную дверь.

В светлой горнице за ткацким станком сидела смуглая девушка.

— Здравствуй, красавица, — ласково поздоровался Гуро, внимательно посматривая на стоящие вдоль стен сундуки. — Ты, что ли, хозяйка?

— Ни. Тату… — высоким голосом ответила девушка.

— А где твой тату?

— А в хате.

— Ну, ну…

Гуро прошел через сени и, толкнув дверь, ступил в другую половину. Сидоркин вошел вслед за ним.

В хате стоял приятный запах свежеиспеченного хлеба. Косые лучи солнца, пробиваясь сквозь маленькие окна, светлыми пятнами играли на чистом полу. На кровати за кисейной занавеской, укрывшись рядном, кто-то лежал. Гуро, сильно стукнув, положил карабин на лавку подле стола.

— Галька, це ты? — спросил заспанный женский голос.

— Вставайте, хозяева, гостей принимайте! — бодро и весело сказал Гуро.

Послышалось бормотанье, шепот, и из-за занавески мелкими шажками вышла худая старушка. Гуро, взяв под козырек, поклонился.

— Здорови булы, бабуся! — поздоровался он.

— Здравствуй, здравствуй, коханый, — быстро заговорила старуха. — Я и то чую, ходыт хтось по хати, думала, це наша Галька.

— Дочка, что ль? — поинтересовался Сидоркин.

— Внучка. Внучка наша, сынок.

— Ты, бабуся, кислого молочка нам не достанешь? — спросил Гуро.

— Шо ты, коханый! И-и! Хиба ж дадут ему скиснуть? Тут за утро войсков проходило!..

— Может быть, сметаны найдешь?.. Ты не беспокойся, бабуся, мы деньгами заплатим.

Старуха развела сухими тонкими ручками.

— Ну, шоб пораньше трошки, — с огорчением в голосе проговорила она. — Була ведь сметана! Конные тут заизжали — дохтурь в очках и ще якийсь с трубой. Зьилы сметану. Цилый глечик! От исты горазд цей дохтурь! А чай пье, як за уши лье, — наливать не успеешь!

— И не заплатили, поди? — спросил Гуро.

— Зачем? Ни! Гроши отдали… Так я пиду пошукаю, в погреби молоко свежиньке есть.

— Ну, ну, принеси.

Старуха быстро засеменила к дверям.

Гуро сделал знак Сидоркину. Тот с равнодушным видом вскинул винтовку за спину и пошел за старухой.

В хате дрогнули стекла. Гуро подошел к окну и, сильно толкнув, открыл забухшую раму. Вдали раскатывался пушечный грохот.

За спиной Гуро послышались шаги. Он оглянулся. Пожилой мужик в свитке с любопытством в выгоревших карих глазах смотрел на него.

— Здорово живете, хозяин! — сказал Гуро.

— Слава богу, — равнодушно ответил хозяин. — В гости заехалы?

— Ага. На минутку.

Мужик продолжал пытливо смотреть на Гуро. — Вы, бачу, з тех будете, шо ранком ще приезжалы? — спросил он, переводя взгляд с шашки на шпоры Гуро.

— Буденновцы мы! Слышал таких?

Мужик утвердительно кивнул головой.

— Як же! Це добри хлопци!

Вдали вновь послышалась канонада.

— Пид Почаевым монастырем наши бьются, — ска-вал мужик, посмотрев в сторону леса. — Видать, погнали гадючих панов… щоб…

Он не договорил. Фуражка слетела с его головы от сильного удара в висок. Мужик, испуганно ахнув, шарахнулся к дверям.

Гуро схватил карабин.

— А ну стой! — крикнул он, бросаясь вперед.

— Товарищу, що ты? Побийся бога! — свистящим шепотом заговорил мужик, пятясь к дверям.

Гуро щелкнул затвором.

— А ну, давай б люке!

Глядя на бандита широко раскрытыми от ужаса глазами, мужик подошел.

— Деньги живо гони! Иначе дух вон, понятно? Ну! — раздувая ноздри, крикнул Гуро.

В сенях кто-то затопал. Гуро порывисто повернулся к дверям.

Сидоркин, ухмыляясь, смотрел на него.

— Где бабка? — спросил Гуро.

— В погребе запер.

— Хорошо. Поди пока. Я тут разговор еще не закончил.

Сидоркин скрылся в сенях. С минуту послушав, что делалось в хате, он прошел к противоположной двери и заглянул в горницу.

Девушка продолжала ткать за станком. Сидоркин постоял у порога, затем решительно направился к ней.

— Так вас, барышня, Галькой зовут? — спросил он, присев рядом с девушкой.

— Галькой, — отодвигаясь по лавке и опуская глаза, тихо сказала она.

— Ишь, какая ты крепкая! — прошептал Сидоркин, сжимая ее колено вдруг задрожавшей рукой.

— Шо вы?.. Пустить!.. Я тату поклычу! — пытаясь освободиться, заговорила она.

Сидоркин молча достал из кармана револьвер.

— Пушку видала? — спросил он с угрожающим видом. — Только шумни — на месте угроблю…

… Солнце перевалило за полдень. Тяжкий зной стоял над пересохшей, землей. Ветер кружил по дорогам горячую пыль. Над степью дрожало мглистое марево; в нем, как мираж, тянулись бесконечные колонны обозов.

Гуро и Сидоркин поднялись на курган.

— Смотрите, товарищ квартирмист, как занялось, — сказал Сидоркин, повертываясь в седле и показывая в сторону хутора.

Гуро оглянулся. Там, где за изгородью виднелись золотистые шапки подсолнухов, поднималось густое облако дыма…

В боях под Дубно и в Хорупанских лесах, в жестоких сабельных рубках под Бродами и на подступах к Львову полки Конной армии потеряли треть боевого состава, но оставшиеся все так же бодро шли вперед.