Владимир Кашин - С нами были девушки

Поэтому с наступлением сумерек они жались друг к дружке и даже наблюдатель с молчаливого согласия Давыдовой отходил от котлована поближе к хате.

Чаще всех приносила воду Зара. Она любила это опасное занятие. В такие минуты она опять чувствовала себя легконогой горянкой, бегущей по крутой тропинке к заветному роднику.

Вскоре от Днестра долетели звуки стрельбы. Девушки переглянулись. Зина, козырьком приставив ладонь к глазам, смотрела вниз, откуда послышалась пальба, но, из-за рощицы и поросших зеленью косогоров ничего не увидела.

Давыдова схватила винтовку и бросилась тропинкой вниз. Не успела она далеко отбежать, как навстречу из-за кустов вынырнула стройная фигурка Зары. Девушка быстро поднималась вверх. Тяжелый кувшин красовался на ее левом плече, в правой руке она держала автомат. Столкнувшись с Давыдовой, Зара виновато сняла кувшин и поставила его на землю. Он был полный.

— Ну? — строго спросила Давыдова. — По тебе пальба?

— А кто его знает!.. — пожала плечами Зара. Ее карие глаза возбужденно блестели.

— За неосторожность наряд вне очереди!

— Есть наряд вне очереди, — ответила девушка и поплелась к домику, неся тяжелую посудину уже в руках перед собой.

Навстречу Заре вышла Рая Лубенская и забрала кувшин.

Тем временем стрельба под горой утихла. Но вот на горизонте прокатился гром. Высоко в небе, правее поста, прошелестел снаряд. Потом еще и еще… В ответ от реки так грохнуло, что по воде в кувшине, который Рая поставила на пол, побежали разводы. Девушки насторожились.

Прошло минут десять. Артиллерийская перестрелка так же неожиданно угасла, как и началась, и вокруг снова стало тихо.

Солдаты напряженно всматривались в горизонт на западе.

После недолгой тишины их натренированный слух уловил легкий шум. Будто ветер притронулся к гигантской басовой струне, протянутой над притихшими холмами.

Далеко-далеко, у самой земли, Зина заметила черную точку. Если прищурить глаза, кажется, что возле лица повис шмель, а если посмотреть в бинокль, можно узнать немецкий разведывательный самолет, который плывет вдоль линии фронта. Девушка крутнула ручку аппарата.

— Воздух! Ноль девять… «Хеншель — сто двадцать шесть», сто восемьдесят, двадцать..» Наблюдатель Чайка.

Война продолжалась…

С самого утра в душном воздухе повисло дрожащее марево, от которого далекая линия горизонта будто плыла на гулливой волне. Над холмами чуть веял теплый, словно сонный, ветерок.

Девушки изнывали от жары. Давыдова разрешила сбросить гимнастерки. Все, кроме Раи Лубенской, стоявшей на посту, спрятались в прохладной хате…

После обеда горы и холмы так накалились, что казалось, побелевшее над ними небо вот-вот вспыхнет как спичка: все вокруг замерло, разомлело.

Вскоре Рая заметила на юге застывшее у самой земли темное пятнышко. Сначала девушке показалось, что это самолет. Но пятнышко набухло, превратилось в тучку и подплыло ближе к Днестру; под горой, чуть не задевая крыльями землю, заметались ласточки.

И вдруг сорвался ветер. Он закружил пыль, пригнул траву. Тяжелая свинцовая туча расплылась на полнеба.

День помрачнел. Стало прохладнее. Ветер понес листья с деревьев, мелкие камешки, повалил шест с телефонным кабелем, наклонил фанерки в котловане.

Давыдова и Зина выбежали из хаты, попытались поднять шест. Да разве удержишь — сами еле на ногах стоят! Пришлось положить кабель на землю, чтобы ветер не порвал линию связи.

Совсем стемнело. Опережая раскат грома, сверкнула молния, разодрала тучу, и хлынул дождь. Не успели солдаты добежать к сенцам — промокли до нитки. Лубенская схватила телефонный аппарат и тоже вбежала в хату. Сбились девушки кучкой, выглядывают через порог, вслушиваются в рев бури. А вокруг ничего уже не видно: ни холмов, ни неба — все спряталось за дождевой завесой. Только когда сверкнет молния, на мгновение открывается впереди серая даль, а в ней — сказочные очертания холмов, причудливые скалы над Днестром.

Давыдова взяла телефонную трубку, прижала к уху. На линии тихо, мертво.

— Оборвался кабель! — положила трубку на аппарат, на мгновение задумалась. — Алиева и Чайка, на линию! Проверить провод до столба на дороге.

Малявина всплеснула руками:

— Они же поубиваются на кручах, товарищ младший сержант!

Давыдова ничего не ответила.

— А если налет? — сказала за начальника Зина.

— В такую грозу-то?

Зина быстро обула старые сапоги, повесила через плечо запасной телефон. Зара тем временем нашла железные когти. Девушки ступили за порог и сразу же исчезли из глаз.

А буря лютует все сильнее, дождь льет как из ведра, хлесткий, колючий. Под покосившимися стенами хаты, в разбитом чердаке зверем воет ветер; вверху небо грохочет, а внизу, под холмом, что-то трещит, будто деревья валятся…

…Зина идет за подругой, не выпуская из рук кабеля. Он мокрый, скользкий. Земля тоже скользкая — ноги разъезжаются. Глаза ничего не могут рассмотреть в густом сером мраке.

За кустами, где начался крутой спуск, Зина поскользнулась и ухватилась за колючие ветки шиповника. Зара куда-то исчезла…

Вспыхнула молния. Девушки увидели друг друга. Зара приблизилась, протянула подруге руку. Осторожно ступая, двинулись вдвоем дальше.

И опять Зина не удержалась на ногах, выпустила Зарину руку, кабель и скользнула по склону.

— Зина, Зина! — тоненький голосок Алиевой утонул в шуме грозы.

Чайка с разгона ударилась коленом о дерево и от боли едва не потеряла сознание. Когда боль немного утихла, попробовала подняться. Не смогла. Так и лежала под ливнем, уцепившись за ствол, чувствуя, что вот-вот заплачет от боли и бессильной ярости… Потом вспомнила о телефонном аппарате, нащупала его на боку…

Наконец Зина приподнялась и поползла на четвереньках.

С каждым движением боль в коленке усиливалась. Тело стало тяжелым, непослушным. Руки и ноги будто нарочно натыкались на острые камешки. Каждый раз, делая движение вперед, Зина вскрикивала.

Почему-то вспомнилась оперативная комната, чистенький столик телефонистки, за которым она раньше дежурила. Кто сейчас сидит на ее месте?.. Батальонный пост… Посреди комнаты, возле планшета, стоит офицер, за столиками — солдаты… «А ну их всех!» — зло подумала Зина. Если бы только Андрей увидел ее сейчас!.. Он заслонил бы от нее всю эту грозу, весь ветер и гром, разбросал бы все камешки и колючки, чтобы ей стало легче… Ее Андрей!.. Да ведь это он и стоит в оперативной комнате. Лицо его неспокойно, глаза тревожно смотрят куда-то сквозь стены. Милый мой, хороший друг!..