Владимир Кашин - С нами были девушки

Земляченко тоже слышал, что ночью в районе Зининого поста, над горами, кружился какой-то вражеский самолет… Правда, лейтенант не связывал это обстоятельство с внезапным прекращением связи. Но на сердце у него было почему-то неспокойно, и, получив разрешение командира роты, он на самой большой скорости помчался сюда.

Теперь, бросив еще раз тревожный взгляд на Зину, лейтенант выбежал во двор.

Держа в руке взведенный пистолет, он обошел вокруг землянки, потом решительно направился к кустам, где недавно прятались враги. Давыдова догнала его.

— Товарищ лейтенант! Куда вы? Они услышали ваш мотоцикл и, наверное, уже подались в лес.

Сердце Андрея кипело от гнева.

— Нельзя терять ни секунды, — быстро сказал он. — Обрыв на шлейфе найдете сами. Восстановите связь — вызовите машину для Алиевой и передайте телефонограмму майору: «Преследую парашютистов. Земляченко». А мне сейчас двух бойцов. Мигом!

— Товарищ лейтенант, скоро стемнеет. Опасно забираться в лес…

В Андрее всегда жило неутоленное желание грудью сойтись в врагом. А сейчас, при виде страданий Алиевой и раненой Зины, это желание превратилось в потребность, которая жгла его.

— Да я не в лес! Они, наверное, еще не успели уйти из кустарника, — ответил Андрей. — Вот и надо не дать им перебежать через долину и спрятаться в лесу.

Андрей, конечно, не знал, что в это предвечернее время на батальонный пост Моховцева и на главный пост в Плоешти начали поступать тревожные сигналы с отдаленных постов, а с некоторыми из них внезапно прервалась связь. Уже всему району была объявлена боевая тревога и сообщено о возможном нападении наземного противника. Группа диверсантов, атаковавшая пост Давыдовой, оказалась одной из многих, которые на рассвете выбросились на севере Румынии.

После длительного затишья противник задумал осуществить ночью налет на нефтяное сердце Румынии. Сброшенные в горных районах парашютисты должны были в течение дня добраться до постов ВНОС, идущих цепочкой с севера к району Плоешти, и с наступлением темноты уничтожить их, чтобы система оповещения не успела быстро оправиться и не могла сигнализировать в момент налета бомбардировщиков.

Диверсанты, выбросившиеся вблизи поста Давыдовой, наткнулись на него несколько ранее намеченного часа и, так как Зара обнаружила их, решили с ходу покончить с девушками. Им приказано было не подымать при нападении большого шума, поэтому, когда подъехал Андрей с сержантом, они решили до ночи уйти в лес.

Давыдова и лейтенант бегом возвратились в землянку.

— Дронин, — позвала начальник поста Сергея, который поил водой Зару. — Выходите на линию. Ищите обрыв. Малявина, Лубенская — в распоряжение лейтенанта. Возьмите мой автомат и гранаты.

— Господин локотэнент, господин локотэнент! — хватал Андрея за руку Петря и, потрясая карабином, что-то быстро выкрикивал, что именно — лейтенант не мог понять.

— Просится с вами. Он знает здесь каждую тропинку, — объяснила Давыдова.

— Давай, давай! — закричал Земляченко. — Пошли, пока совсем не стемнело…

Зина выскочила из землянки. Она увидела воинов, которые бежали через кустарник, стремясь отрезать врагу отступление в лес. Скорее сердцем, которое тревожно забилось, чем глазами, она узнала среди них дорогого ей человека.

…Над постом опустилась ночь. Черной стеной встал на горных склонах лес, спряталась от глаз, будто в глубокую яму опустилась, долина, и ни единого огонька в небе. Только самые острые шпили гор вырисовывались где-то высоко в звездном небе. И хоть плыл вверху узенький серп луны и все сильнее разгорались над постом южные звезды, все это давало мало света: небо и земля сливались у самых ног наблюдателя.

На посту ноль девять никто не спал. Зина стояла на наблюдательной площадке. Сергей Дронин и Давыдова дежурили возле Зары, которая уже начала бредить, срывалась с нар, пытаясь куда-то бежать. Машина из Меркуря-Чук уже выехала и вот-вот должна была прибыть.

У Зины немела, ныла рука, но девушка знала, что рана легкая, не думала о ней — сердце ее болело сильнее. Ругала себя, что не попросилась у Давыдовой, не пошла вместе с Андреем.

Она тревожно вслушивалась в пахучую апрельскую ночь. Тихо шумели в темноте деревья. Из землянки долетали бормотание и стоны Зары и краткие распоряжения Давыдовой. Время от времени Давыдова выходила во двор и так же, как и Зина, вслушивалась в ночь.

Пошел второй час, как лейтенант с солдатами и Петрей бросился в погоню за врагом. Теперь было ясно, что парашютисты успели прокрасться в лес и Земляченко решил преследовать их.

С той минуты как вносовцы растаяли в предвечерних сумерках, ни от долины, ни из леса не долетел ни единый звук, который напомнил бы о них: ни голоса, ни выстрела. Только иногда начинала стонать, как ребенок, ночная птица, заставляя Зину вздрагивать. Потом вопли птицы переходили в короткий истерический смех, и от этого смеха у Зины холодела кровь.

В одну из таких минут она услышала сзади себя приглушенные травой шаги, быстро обернулась, испуганная и обрадованная. Но то снова была Давыдова. Младший сержант тенью скользнула мимо нее к могучему буку, возле которого, как и в прошлый раз, оставил свой мотоцикл Андрей. О, тот незабываемый вечер, который открыл Зине ее будущее: навеки с ним, с любимым!

Теперь Давыдова подтянула машину на наблюдательную площадку. Зина подошла, погладила шершавые ручки на рулевом управлении. Казалось, мотоцикл тоже ждет своего хозяина…

Над головами девушек промелькнула летучая мышь.

— Слышишь? — тихо спросила Давыдова.

— Что?

Давыдова не ответила.

Зина прислушалась. В самом деле, среди шелеста листвы рождался еще какой-то шум, более ровный, уверенный.

— Грузовик. Едут…

Зина мельком оглядела небо. Который час? Нет, еще очень далеко до того своеобразного, молчаливого часа, когда все вокруг успокаивается, небо бледнеет, из густо-черного становится таким, будто в воздух подмешали пепел, а звезды начинают блекнуть и подниматься выше.

Далекий равномерный шум стал четче, выразительнее, горы смелее и смелее подхватывали его.

— Товарищ младший сержант, — официально доложила Зина, — к посту приближается машина…

Тихо шумели деревья. Над густой травой, по которой шли, рассыпавшись в цепь, солдаты, взлетали кузнечики, над головами порхали бабочки.

Ласково светило утреннее апрельское солнце. Земля нежилась в его теплых лучах, будто умытая, поблескивала ярким изумрудом молодой травы, драгоценным рубином цветов.

Вокруг стояла необыкновенная тишина. Казалось, все богатства природы, все тепло и нежность весеннего солнца собрались в этом уголке земли.