Юрий Колесников - Особое задание

Каракулакова доставили в санитарную часть. Попытки спасти его ни к чему не привели. Не приходя в себя, Валентин Каракулаков скончался.

В кармане его гимназических брюк был обнаружен железнодорожный билет от Галаца до Бухареста, где оба разведчика, очевидно, были в течение целого дня. Об этом свидетельствовали найденные у него бухарестские трамвайные билеты компании «СТБ», счет какой-то молочной на бульваре короля Фердинанда и проездной билет в обратную сторону. Нашли и свежие газеты «Универсул» и «Ултима орэ». Разведчики выполнили задание, но сообщить результаты разведки им не пришлось.

Итак, снова неудача.

А в полдень бухарестское радио уже передавало в «специальном выпуске» сообщение Верховного командования сухопутных войск об уничтожении «большой группы большевистских диверсантов, пытавшихся проникнуть в глубь страны». В сообщении также говорилось, что «пойманный большевистский диверсант был ранен в обе ноги и в правое плечо стрелками доблестных войск фюрера и храбрыми солдатами одного из подразделений нашего горно-егерского полка. В ближайшие дни красный диверсант, принадлежащий к одной из коммунистических партий под названием «Комсомол», предстанет перед Куртя марциалэ. [4] Верховный военно-полевой суд (рум.). Принадлежность к партии «Комсомол» подтверждается фанатизмом большевика, упорно не отвечающего на вопросы. Поэтому ни имя, ни фамилия диверсанта пока не могут быть названы…

Один из радиокомментаторов, главный редактор газеты «Курентул», Панфил Шейкару, выступивший после передачи официального сообщения, сулил комсомольцу-разведчику смертную казнь через повешение.

Погибло еще два замечательных парня, а положение за Дунаем и Прутом по-прежнему оставалось неясным.

На следующий день Евгений пришел к Студенцову:

— Михаил Игнатьевич! — сказал он. — Разрешите мне отправиться на задание. Я в Бухаресте не сойду, поеду до самой болгарской границы, потом обратно. В Галаце возьму билет до Джурджу. Там меня никто не знает. Разрешите!

Студенцов пристально посмотрел на Алексеева.

— Завтра решим, что делать.

Весь день Евгений ходил расстроенный: «Неужели после случая с Цолевым и Будашицким мне не доверяют?» Поздно ночью его разбудили. Пришел Смилянный, дежуривший по отделу.

— Начальство вас вызывает, молодой человек, — сказал он и тут же ушел, как бы говоря: «Можешь идти, а можешь и не идти. Я сказал, а там твое дело…»

Студенцов как всегда был чисто выбрит, из-под воротника гимнастерки виднелась узкая белоснежная полоска.

К Студенцову Евгений относился с большим уважением. Скромность, простота, внимательность к людям были отличительными качествами этого человека. Его работоспособность удивляла всех. Он никогда не повышал голоса, никто не видел его хмурым. Говорил он короткими, ясными фразами. И особенно нравились Евгению его прямота и справедливость.

Увидев входящего Алексеева, Студенцов вышел из-за стола и пошел ему навстречу.

— Вот что, Женя, — заговорил он. — Я сейчас уезжаю. Вызывают в Штаб Армии. За меня остается Гундоров. Имей в виду, задание командования мы с тобой не выполнили. И это лежит на нашей совести… Понимаешь? На нашей совести…

Алексеев был готов провалиться сквозь землю.

— Так вот, — продолжал Студенцов, — завтра ночью будь готов. Я постараюсь к этому времени вернуться, до границы поеду с тобой… А ты за это время продумай все до мелочей. Гундоров в курсе дела. У него есть на примете один парень, который пойдет с тобой.

Евгений вздохнул полной грудью: «Все-таки доверили. Но кого же ему хотят дать в напарники? Э, да не все ли равно! Не струсит — пойдем вместе, а будет крутить — пойду один».

На прощание Студенцов пожал Алексееву руку и, задержав ее в своей, сказал:

— Смотри, Женя, не подведи! Дело серьезное!..

Еще до войны, когда Евгений был вольнонаемным сотрудником горотдела, он бывал у Студенцова дома, не раз и обедал у него. Студенцов увлекательно рассказывал ему историю ВЧК, много интересного он знал и о Феликсе Эдмундовиче Дзержинском, читал наизусть стихи Пушкина, Лермонтова. Алексеев всегда уходил от своего начальника, приобщившись к чему-то новому, светлому.

Студенцов приехал из Москвы. В Болграде он жил со старушкой-матерью и воспитывал племянника, сына сестры. Многие жители городка приходили к нему за советом: куда лучше послать учиться сына, как выписать из Москвы редкое лекарство… И Студенцов находил время беседовать с каждым.

На следующий день утром Евгения вызвал Гундоров. В дверях он столкнулся со Смилянным. «А этому что здесь надо?» — подумал Евгений и вошел в кабинет.

Гундоров встретил Алексеева доброжелательно.

— Значит, сегодня будем переправляться? — сказал он, здороваясь.

— Так точно!

— Так вот, тот парень, о котором я говорил Михаилу Игнатьевичу, дал согласие…

— А кто он? — спросил Евгений.

Гундоров многозначительно подмигнул.

— Скоро узнаешь. Нужно еще кое-что проверить, а ты готовься…

Через четверть часа Евгений был уже дома. Попросил мать привести в порядок его старую летную форму. Со Студенцовым он условился, что пойдет на задание в форме летчика-курсанта, она у него сохранилась с той поры, когда учился в авиационной школе под Бухарестом. К френчу надо было пришить крылатую эмблему, начистить пуговицы, найти и аксельбант: он все еще валялся где-то в комоде.

Вскоре его снова вызвал Гундоров. Велико было изумление Евгения, когда в кабинете Гундорова он увидел военторговского парикмахера Мировского и завхоза Смилянного. Какое они имеют отношение к возложенному на него заданию?

Мировского Евгений знал давно. Когда-то они были даже соседями, правда близко никогда не сходились. Парикмахер был старше, но внешне выглядел даже моложе. Хиловатый, невзрачный, он пользовался большим успехом у девушек. Неизвестно, что их пленяло: то ли золотые ручные часы и два перстня, с которыми он не расставался, то ли модные костюмы, в которых он щеголял, то ли незаурядные способности танцора? Его напомаженная черная шевелюра выделялась в толпе танцующих, а его галантному обхождению с девицами мог позавидовать любой кавалер.

Насколько Евгений помнил, Мировский всегда был парикмахером. Сперва он работал в Болграде, потом уехал в Бухарест. Мастер он был первоклассный, ремесло свое знал отлично, к нему постоянно стояла очередь. С клиентами был обходителен, умел и слушать и развлекать их разговором. По любому поводу высказывал свое мнение, желая показать, что не лыком шит. И надо сказать, что при первом знакомстве Мировский производил впечатление образованного человека. Но стоило приглядеться к нему пристальней, как бросались в глаза его ограниченность и узкий внутренний мирок обывателя. Может быть, поэтому Евгений не питал к Мировскому симпатии.