Юрий Колесников - Особое задание

Уже через несколько дней старик пришел к партизанам с первым донесением. В нем Катюша сообщала, что лечащий врач пообещал «в скором времени поставить на ноги начальника полиции», а тот грозится после выздоровления «не оставить в селе ни одной живой души».

Теперь партизаны уже не сомневались в том, что в селе вот-вот будет учинена кровавая расправа.

— Немецкие дохтора и не заглядывают у палату, где лежат их прихвостни, — добавил от себя дед Игнат. — Ежели б не тот дохтор — мадьяр аль бельгиец, — начальнику полиции давно б хана… Але ж везет подлюге!

Партизан Ларионов вновь заговорил о том, что надо поскорее убрать начальника полиции, а заодно и его спасителя врача.

— Точно! — поддержали его разведчики. — Не то будет поздно…

Через несколько дней связной пришел с новым донесением. Катя писала, что какой-то подвыпивший раненый эсэсовец учинил в госпитале скандал по поводу того, что местные полицейские приносят своему начальнику фрукты и прочее, а ему, «чистокровному арийцу», не оказывают никакого внимания. Кончилось тем, что разгневанный гитлеровец нанес начальнику полиции несколько ударов табуреткой по голове и тот, не приходя в сознание, умер. «Так что в отношении начальника полиции, — писала Катя, — все в порядке».

Партизаны рассмеялись. Но дед Игнат почему-то оставался сумрачным.

— Почитайте, почитайте далее, — многозначительно кивнул он на бумагу.

Веселое настроение разведчиков сменилось недоумением и возмущением, когда из донесения Катюши стало известно, что доктор, так старательно лечивший фашистского коменданта и начальника полиции, вовсе не мадьяр и не бельгиец, а русский военный врач Евгений Морозов. «Немцы привезли его из какого-то лагеря военнопленных, — сообщала Катя, — и первое время разрешили работать в небольшом лазарете. Там он зарекомендовал себя не только хорошим врачом, но и совершенно аполитичным человеком. Тогда фашисты перевели его в военный госпиталь».

— Что ж получается, братцы? — негодовал Ларионов. — Мы бьем фашистских гадов, а если не удается сразу прикончить, так этих бандитов возвращает в строй какой-то наш «аполитичный» сукин сын?!

Из донесения и рассказа связного было ясно, что немцы полностью расконвоировали русского доктора, оказывают ему большое доверие и даже выдают офицерский паек.

Кроме того, Катя Приходько сообщала, что Морозов иногда оказывает медицинскую помощь местным жителям и, как врача, его очень хвалят, но «с людьми он не общается, грубоват в обращении, избегает каких-либо разговоров, кроме «что болит?», «на что жалуетесь?» Попытки местных подпольщиков установить с ним контакт ни к чему не привели…»

Все эти подробности еще больше убедили партизан в ток, что бывший советский военный врач Морозов попросту продался врагам.

— Это же не какой-то темный лапотник, а человек грамотный! Значит, сознательно пошел на службу к фашистам! — с возмущением говорил один.

— Шкурник! Небось мечтает о собственном кабинете с частной клиентурой… — поддержал другой.

— Гнида! — категорически заключил третий.

Прощаясь со связным, командир разведывательной группы старший лейтенант Антонов просил передать Катюше и подпольщикам, с которыми она установила контакт в райцентре, что предателя Морозова надо убрать и что если для этого нужна помощь партизан, то они ее окажут.

Через несколько дней в расположение партизан неожиданно пришла Катюша. Она сообщила, что Морозова можно захватить живым. Он, оказывается, собирается жениться на лаборантке госпиталя и вместе с ней каждую субботу ездит к ее родителям в село, расположенное в двадцати километрах от районного центра.

— Там у нее только отец и мать, — рассказывала Катюша. — Отец — мельник. Живут, говорят, зажиточно. У них Морозов ночует, а в понедельник рано утром мельник отвозит их обратно в госпиталь. Для этой цели местный староста по указанию немцев каждый раз снаряжает возок.

— Неплохо пристроился, мерзавец! — зло заметил Ларионов.

— Да! За спасибо таких благодеяний от гитлеровцев не дождешься! — добавил Антонов. — Что ж! Придется заняться этим прихвостнем…

Старший лейтенант решил захватить Морозова. Кроме желания воздать ему должное за предательство, он рассчитывал получить от него ценные сведения о противнике, в частности об аэродроме…

В ночь под воскресенье девять партизан-разведчиков на трех подводах подкатили к опушке леса, в километре от которого темнели постройки села. Дальше шли пешком, оставив подводы на опушке. По мере приближения к селу пряный аромат высыхающих трав постепенно сменялся запахами сена и навоза. Лишь редкое стрекотание сверчков и кузнечиков нарушало тишину и сопровождало шедших гуськом партизан вплоть до изгороди, неожиданно выплывшей из темноты.

Убедившись, что они вышли к крайнему дому, разведчики направились задворками к центру села, отсчитывая одну за другой крестьянские усадьбы. Четырнадцатая от края, как объяснила Катюша, и будет усадьба мельника. Недалеко от нее в большом деревянном здании бывшей школы помещалась немецкая комендатура, а напротив — штаб местной полиции. Соблюдая полнейшую тишину, разведчики осторожно продвигались к уже выглядывавшему из темноты дому с высоко поднятой оцинкованной крышей.

Разведчики бесшумно проникли в огород, а оттуда — во двор. Теперь надо было действовать быстро и, главное, без шума. Катя предупредила, что улица здесь патрулируется полицейскими, а ближе к центру села — немцами.

Не теряя ни минуты, партизаны приблизились к дому, прислушались, заглянули в щели ставней. Внутри тихо и темно. Входная дверь заперта.

— На засов, — прошептал разведчик, копошившийся у двери.

Пока Антонов выставил двоих разведчиков наблюдать за улицей и выбрал место для пулеметного расчета на случай, если придется отходить с боем, партизаны мастерски, почти без скрипа открыли дверь. Из сеней пахнуло запахом квашеной капусты и ароматом свежеиспеченного хлеба. «Еще бы! — подумал Антонов. — Хозяин — мельник. Как же не встретить будущего зятька свежим хлебом!»

Едва разведчики приоткрыли дверь из сеней в комнату, как раздался испуганный голос хозяйки:

— Кто тут?

— Свои, тихо! — шепотом поспешил ответить Антонов и лучом электрического фонарика осветил комнату.

— Не шуметь! — басовитым шепотом повторил Ларионов, приблизившись к лежащему с открытыми глазами человеку.

По описанию Катюши, Морозов — молодой блондин с властным лицом, а этот пожилой, черноволосый с проседью на висках. «Вероятно, он и есть мельник», — подумал Антонов. Проснулась и его дочь. В одной постели с ней спала девочка лет восьми-девяти, о существовании которой в донесениях Кати Приходько не упоминалось.