Юрий Колесников - Координаты неизвестны

Отброшенные несколько месяцев назад от ворот Москвы немецкие войска накапливали силы, готовились вновь перейти в наступление. Обстановка в столице весной памятного 1942 года оставалась напряженной: на улицах было малолюдно и тихо, окна домов и витрины магазинов заклеены крест-накрест бумажными лентами, у фасадов многоэтажных зданий возвышались штабеля мешков с песком; на окраинах все еще щетинились противотанковые заграждения и по вечерам московское небо покрывалось сетью огромных аэростатов.

Сводки Совинформбюро были неутешительными… Белоруссия, Украина, Молдавия, Прибалтийские республики и территория ряда областей России были оккупированы фашистами. Фронт проходил на отдельных участках менее чем в ста километрах от Москвы. В один из этих тревожных для Родины дней в тихом и малопримечательном переулке Москвы, в комнате, где на дверях еще сохранилась табличка «5-й класс «Б», небольшая группа людей, одетых в офицерскую форму немецких полевых войск и эсэсовцев, заканчивала подготовку к выполнению задания командования.

Обстановка в комнате говорила за себя: на стенах висели десантные комбинезоны, зеленоватые и черные шинели офицеров вермахта и СС, между койками, заправленными по-военному, громоздились плотно набитые вместительные туристские рюкзаки и вещевые мешки, на обычной невысокой школьной вешалке повисли советские и трофейные автоматы, сложенные парашюты, а вдоль окон комнаты на полу вытянулся, наполненный до отказа, огромный грузовой парашютный мешок.

Еще и еще раз необычные обитатели дома проверяли исправность оружия, содержимое своих карманов, затягивали рюкзаки. Бесшумно в комнату вошел Рихард Краммер, старший группы, в форме немецкого подполковника. Это был плотный, лет пятидесяти пяти, человек с заметно выпиравшим животом, широким умным и суровым лицом и глубокой вмятиной на лбу. Его появление первым заметил высокий гауптман [9] Капитан (нем.). — Прим. авт. Альфред Майер. Он тотчас вскочил и подал команду:

— Ауфштейн! [10] Встать! (нем.). — Прим. авт.

Краммер уже успел окинуть взглядом помещение и уловить настроение присутствующих.

Все, кто был, вскочили и, вытянувшись по стойке «смирно», замерли.

— Герр оберстлойтнант… [11] Господин подполковник (нем.). — Прим. авт. — продолжал Майер, но Краммер едва заметно кивнул головой и жестом остановил его.

— Сегодня, — слегка насупившись, произнес Рихард своим обычным хрипловатым голосом, — кажется, летим наконец. Прогноз погоды обнадеживающий…

Эту весть все приняли, как долгожданную и отрадную. Кое-кто засуетился, чтобы скорее завершить последние приготовления.

Рихард тем временем не спеша раскурил трубку, выпустил густое облако дыма и, пристально всматриваясь в каждого, вновь заговорил:

— И еще вот что… По опыту мы знаем, что в горячей схватке иной раз незаметно для себя можно израсходовать все боеприпасы. Так вот, чтобы не угодить в пасть шакалов, советую каждому приберечь в надежном месте один патрон… Вы понимаете, что я хочу этим сказать?

Рихард неторопливо достал из нагрудного кармана патрон и, показав его всем, положил обратно.

Молча все извлекли из запасных обойм по патрону и запрятали кто в нагрудный карман френча, кто в брючный кармашек для часов.

…Над Москвой спускались сумерки, когда со школьного двора выехала полуторка с крытым кузовом, в котором среди парашютных мешков и груза разместились старшин лейтенант Алексей Ильин, военврач третьего ранга Александр Серебряков и шесть немцев-антифашистов, еще до войны нашедших политическое убежище в Советской стране и ставших ее равноправными гражданами. Это были Отто Вильке, его сын — Фриц Вильке, Альфред Майер, Фридрих Гобрицхоффер, Вилли Фишер и Ганс Хеслер. А в кабине, рядом с шофером, с неизменной трубкой в зубах сидел Рихард Краммер. По возрасту и положению он был старше всех. Ему шел шестьдесят шестой год…

Машина выехала на Сретенку, миновала площадь Дзержинского и покатила вниз мимо кинотеатра «Метрополь», затем в Охотном ряду у здания Совнаркома свернула к гостинице «Москва» и въехала на Красную площадь. Рихард Краммер, плохо владевший русским языком, жестом попросил шофера остановить машину.

На площади было безлюдно и тревожно. Дул сильный пронизывающий ветер.

Рихард вышел из кабины и размеренным шагом направился к мавзолею. За ним последовали остальные. Все были в десантных комбинезонах и шлемах.

В нескольких шагах от металлической ограды, за которой у дверей с едва мерцавшей синей лампочкой застыли в почетном карауле часовые, остановились девять человек — двое русских, остальные немцы — все коммунисты, молча всматривались в надпись на гранитном парапете мавзолея и, как бы давая клятву верности великому Ленину, сняли шлемы.

Когда раздался перезвон кремлевских курантов, десантники безмолвно направились к своей машине, у переднего крыла которой, словно часовой на посту, стоял шофер.

Вскоре полуторка исчезла за храмом Василия Блаженного. Позади осталась Красная площадь, впереди- пустынные улицы. Людей почти не было видно. Они трудились.

Лишь недалеко от Калужской заставы им встретилась казачья конница, потом загремели колеса пулеметных тачанок и уже где-то на шоссе полуторка разминулась с колонной танков Т-34. Рев их моторов долго стоял в ушах десантников. Позже его сменил гул двухмоторного транспортного самолета, пробивавшего толщу облаков.

Рихард выделялся среди сидевших в самолете. У него было два парашюта — по одному спереди и сзади — и потому он сидел на грузовом мешке. Краммер весил больше ста двадцати килограммов…

Через мелькавшие в облаках «окна» в иллюминаторы можно было увидеть обозначенный вспышками выстрелов передний край фронта. И вскоре тьму ночного неба стали прорезать лучи прожекторов, вспышки рвущихся зенитных снарядов. С каждой минутой усиливался огонь вражеских зениток. Все это живо напоминало Рихарду Краммеру и Отто Вильке многое из пережитого.

Им было о чем вспомнить. Не раз Рихард-гамбургский портовый рабочий и Отто — молодой потомственный офицер вместе слушали Эрнста Тельмана, попадали в разные переделки… Бывало, рабочие нуждались в оружии, и тогда Рихард добывал его через Отто.

Позднее, когда по всей Германии банды молодчиков в коричневых рубашках со скрюченными гадюками на рукавах стали бить витрины магазинов, врываться в квартиры, истязать и убивать ни в чем не повинных людей, когда по всей стране запылали костры из книг, как-то при очередной встрече с Рихардом Отто с грустью напомнил ему слова Генриха Гейне: «Там, где горят книги, горят люди!..»