Станислав Гагарин - Мясной Бор

— С таким сроком согласиться не можем, — возразил Хозин. — Обстоятельства против нас. Они требуют форсировать строительство дороги. Почему вы надеетесь только на дорожные батальоны? У вас много тыловых учреждений. Немедленно мобилизуйте их! Надо к исходу 20 мая дорогу закончить… Действуйте решительно и энергично!

Из Малой Вишеры положение, в котором находилась 2-я ударная, казалось не столь трагическим. Легко было отсюда говорить о тыловиках, которых уже давно поставили в строй, на место выбывших воинов. На шее армии висело также огромное количество тяжелораненых бойцов и командиров. Их не сумели вывезти по санному пути, постоянные бои увеличивали число страдающих обитателей медсанбатов и госпиталей.

Но генерал Хозин судил обо всем по сводкам. Во 2-ю ударную он так ни разу и не выбрался, собственными глазами увидеть болотный ад, в котором находилась армия, не удосужился.

Конечно, уже с наступлением весны все силы надо было бросить на ремонт старых транспортных связей и строительство новых путей. Это хорошо, что построили узкоколейку. Но одним концом дорога упиралась в район, до которого надо было еще добраться тем частям, что веером расположились на большом пространстве.

Во все периоды Любанской операции инженерное обеспечение армии было организовано из рук вон плохо. Саперные и дорожные батальоны никогда не были укомплектованы по штатам, особенно не хватало транспорта и специальных машин, дороги строили вручную. Можно упрекнуть, разумеется, и командование, оно могло использовать на строительстве и другие технические части, вообще пораньше заняться путями-дорогами, ведь приказ о том был отдан фронтом еще в марте.

Трудно объяснить, почему за дороги взялись так поздно. Тут, наверно, сказалась надежда прорваться все-таки к Любани — вот и будет тогда в наших руках Октябрьская железная дорога на участке до Малой Вишеры, а оттуда и до самой Москвы. Зачем тогда лежневки и гати в болотах? Ведь в те дни во 2-й ударной никто не думал об окружении. А силы тратились уже последние. На строительство спасительных дорог их уже недоставало. В дороги и генерал Хозин поверил, подгонял Власова ежедневно. Тут случился разговор с генералом Бодиным, представителем Генштаба, который прибыл в штаб фронта, чтобы на месте разобраться в обстановке.

— Отсутствие дорог, — говорил Хозин, — нас держит. Без путей отвода нечего и думать о благополучном проведении в жизнь директивы Ставки. Это было бы равносильно тому, что согласиться бросить в болотах всю материальную часть, артиллерию и автотранспорт и продолжать воевать с одними винтовками. Этого допустить мы никак не можем. Как только будет готова еще одна дорога, помимо узкоколейки, по которой вывозим раненых, тогда операцию по отводу армии проведем быстрее и организованнее.

— Как же вы собираетесь это делать? — спросил Бодин.

— Сначала выведем материальную часть и тылы западной группы армии Коровникова, — объяснил. Михаил Семенович. — Кое-какие части уже здесь, за пределами горловины. Четыре дивизии, а также кавкорпус, правда без артиллерии, перебрались к Мясному Бору. Затем очередь тылов Второй ударной… После чего развернем оставшуюся артиллерию по линии река Кересть, Ольховка, Финев Луг и начнем отвод армии Власова по рубежам, одновременно создавая кулак для нанесения удара по противнику в выступе Спасская Полнеть — Приютино.

— План толковый, — согласился представитель Генштаба. — Только вот позволят ли вам немцы тянуть это дело дальше? Товарищ Василевский поручил мне сообщить: Ставка требует немедленного выполнения ее директивы!

Генерал Бодин как в воду глядел. 21 мая в журнале боевых действий группы армий «Север» появилась запись: «Движение в месте прорыва западнее Волхова все больше свидетельствует о том, что советское командование готовится отвести войска из района вклинения». И соответствующий практический вывод: «С 22 мая на всех участках начинается наступление сильных ударных частей, направленных на сужение волховского котла».

В тот же день к деревне Филипповичи скрытно подобрались две роты вермахта и восемь поддерживающих пехоту танков. Внезапным ударом они захватили деревню. Но ночью подразделение 23-й стрелковой бригады, отвечавшей за этот участок фронта, в яростной атаке отбило Филипповичи. Утром немцы возобновили бой, но, потеряв три танка, временно отошли. Перегруппировавшись, на следующий день снова атаковали, выполняя общий приказ: не дать 2-й ударной армии уйти.

Немцы открыли сильный артиллерийский и минометный огонь по укрепленным позициям 1102-го стрелкового полка дивизии Антюфеева, занимавшего оборону южнее Червинской Луки. Поставив дымовую завесу, двести пехотинцев с танками двинулись на антюфеевцев. Но саперы позаботились о гостинцах, и часть танков подорвалась на минном поле. Гибель бронированных машин захватчиков не остановила, они вводили в бой новые танки и пехоту. Пехоту отсекали от танков фланговым огнем из пулеметов, затем брали в штыки. К вечеру бой затих, противника остановили.

Зато атаки последовали на других участках фронта. Гитлеровцы грызли армию уже со всех сторон. Только тогда командование 2-й ударной приступило к отводу войск.

Генерал Лапшов собрался в дорогу. Собственно говоря, генералом он был пока лишь на бумаге. В петлицах старенькой гимнастерки по-прежнему теснились по четыре жестяных, крашенных зеленой краской шпалы: где было взять генеральские звезды в тогдашней обстановке? Но и с прежними знаками отличия все звали его по-новому, передавая друг другу: «Батя-то наш генерала получил».

Тут и прибыл Афанасию Лапшову повторный приказ: назначен замом командарма-4, дивизию сдать во временное командование подполковнику Тарковскому, а самому выбираться через Мясной Бор в штаб фронта.

Такой расклад устраивал Лапшова. Воевать в обороне он не любил, его деятельный характер не терпел занудливости позиционной войны, да еще в гнусных этих болотах.

Жалел, что не смог обойти все полки и проститься, хотя и мало там осталось тех, с кем мыкал зимнюю военную страду, вот и Таута на повышение забрали. Правда, случился на лапшовском КП майор Захарченко. Тот самый, кому еще зимою комдив приказал взять деревню Гора, выбить оттуда легион голландских фашистов «Нидерланды» и обязательно захватить «языка». Захарченко подобрался к деревне ночью, бесшумно снял часовых и перебил весь легион, беспечно почивавший по избам. Когда спохватились — в плен брать уже некого. На упреки Лапшова колоритный хохол, ходивший в неположенной ему по званию папахе и расстегнутом на груди полушубке, отвечал:

— Виноват, товарыщ полковник… А «языка» не взяв потому, как по-ихнему не балакаю. Апонцив я бив, хвинов и нимцив бив, гишпанцив тоже бив… Тольки галанцив не бив! И етим паразитам «Хенде хох!» сказать не можу. Пока толмача шукали, всех галанцив хлопцы мои и кончили.