Станислав Гагарин - Мясной Бор

Поэтому наша военная теория главенствующую роль отводила наступлению. Поражения Польши и Франции объяснялись отсутствием организованного сопротивления, действием внутренних врагов и неоднородным национальным составом армии в Польше. При этом странным образом забывалось о том, что по национальному признаку Красная Армия еще менее однородна, нежели войска Речи Посполитой. Конечно, в принципе не отрицалась и оборона как отдельный вид вооруженной борьбы. Но обороне отводилась исключительно подчиненная роль, которую она могла играть только на отдельных, незначительных направлениях. Признавался возможным вынужденный отход, но только на локальных участках фронтовой линии, как временное явление, опять-таки обусловленное подготовкой к наступлению.

И уж вовсе никогда не ставился в стратегических играх вопрос, даже предположительно, о том, как выводить из-под угрозы окружения крупные войсковые контингенты. Только за одни разговоры об этом можно было угодить туда, где ни о каких Макаровых телятах и слыхом не слыхали.

Вот об опасности серьезных окружений, а к этому дело шло с первых дней войны, и предупреждал Сталина военный советник, анализируя начало деятельности Ставки…

…Немедленный переход к стратегической обороне — вот главный тезис той записки Сталину, из-за которой генерала армии Мерецкова на огромной скорости мчали сейчас на рублевскую дачу.

Когда Мерецков вошел, Сталин сидел за письменным столом. Одет он был в светло-серый полотняный френч с отложным воротником и большими накладными карманами. А когда поднялся и вышел к замершему у порога Мерецкову, последний обратил внимание, что вождь обут не в привычные сапоги — из-под мятых неопределенного светлого цвета брюк выглядывали носки домашних кожаных туфель.

Левая рука Сталина была на перевязи из черной материи. Молча кивнув Мерецкову, вождь, не подав ему руки, правой показал на мягкое кресло у низкого столика в углу, и Кириллу Афанасьевичу пришлось сесть спиной к приоткрытой двери, ведущей в смежную комнату, за которой явно, генерал армии это нутром чувствовал, кто-то находился.

Кресло, в которое Сталин усадил Мерецкова, было неудобным. Его сиденье заставляло запрокидываться назад, и Кирилл Афанасьевич примостился в неудобной позе на самом кончике. По сути дела, он устроился на корточках, в то время как вождь взял для себя стул с прямой спинкой из ряда стоявших у стены.

Усаживаясь, Мерецков снизу вверх глянул на Сталина, поразился осунувшемуся смуглому с желтизной лицу, рябинки на котором стали еще рельефнее, четче. «Круто ему пришлось», — участливо подумал Кирилл Афанасьевич и тут же строжил себя, внутренне одернул: а кому сейчас легко…

— Мы познакомились с вашим письмом, товарищ Мерецков, и сочли возможным разобраться с некоторыми вопросами, которые вы поднимаете в этом письме, — медленно подбирая слова, глуховатым и как бы слабо мерцающим голосом заговорил Сталин. — Мы учитываем, что вы исполняли долг военного советника. Поэтому считаем записку документом рекомендательного характера. Я правильно говорю?

— Так точно, товарищ Сталин, — торопливо закивал Мерецков.

— Но прежде чем вернемся к предмету разговора, мы хотели бы услышать, как вы оцениваете военную обстановку на фронте?

Мерецков слегка кашлянул, потом, сдерживая внутреннюю дрожь, принялся говорить о сложившейся на первое июля дислокации. Сведения у него, как и в целом у Генерального штаба, были отрывочными, неполными, и разрывы в них Кирилл Афанасьевич заполнял логическими построениями, рожденными домысливанием за противника, собственной интуицией.

— Главное беспокойство вызывает положение наших войск в районе Бобруйска, товарищ Сталин… Мы стягиваем туда все наличные силы, вводим в бой сохранившуюся авиацию. Успели взорвать железнодорожный мост через Западную Двину у Риги, это не позволило противнику занять город с ходу. На Юго-Западном направлении, где против нас действует семнадцатая армия вермахта, в районе Дубно, окружен наш Восьмой механизированный корпус.

— Почему окружен? — дернулся Сталин. — Кто позволил?..

— До самого последнего времени части Красной Армии получали приказы о проведении только наступательных операций. В условиях когда немцы охватывают наши фланги, вбивают в стыки между соединениями танковые клинья, любое продвижение вперед, в Западном направлении, в отрыве от соседей приведет к неминуемому окружению. И нехватка горючего… Танкисты врывают машины в землю, создают тем самым опорные пункты для оборонительных боев.

— Оборонительных?! — зло фыркнул Сталин. — Агрессор давно должен быть выброшен с советской территории, а ваша хваленая Красная Армия не может справиться с наглецами! Почему Павлов и Кирпонос, которых мы подняли из низов, которым доверили такую власть, не могут организовать достойный отпор врагу?

— Может быть, недостаток боевого опыта подобного масштаба, — осторожно заметил Кирилл Афанасьевич.

— Но почему фашисты беспрепятственно продвигаются вперед? — как бы размышляя вслух и адресуясь в первую очередь к себе, спросил вождь.

…Что мог ответить ему Мерецков? Он вспомнил, как в начале января 1941 года его, начальника Генерального штаба Красной Армии, вместе с первым заместителем Ватутиным и наркомом обороны Тимошенко вызвали в кремлевский кабинет Сталина. В присутствии секретарей ЦК ВКП(б) Жданова и Маленкова вождь предложил Кириллу Афанасьевичу проанализировать недавнюю оперативную игру. Но едва Мерецков принялся излагать суть действий «противника», а под ним, естественно, подразумевалась Германия, Сталин остановил его и спросил, что думает начальник Генштаба об операциях вермахта в Польше, Западной и Северной Европе.

— Германский генеральный штаб полностью заимствовал нашу тактику и стратегию глубокого боя, — ответил Мерецков, вовсе не заметив, как тревожно глянул на него Ватутин, а Тимошенко медленно отвернул лобастую голову и принялся смотреть в сторону. — Они довели до совершенства взаимодействие войск в наступательной операции. Главную роль немцы отводят в ней крупным танковым силам, соединениям мотопехоты и воздушным армиям люфтваффе. Собирают силы в один кулак, стараются разгромить противную сторону в кратчайшие сроки. Наступление ведется высокими темпами, обходя ошеломленного противника на флангах, разрезание линии фронта мощными клиньями, которые действуют по сходящимся направлениям. И еще одно немаловажное обстоятельство, которому немцы придают огромное значение, — фактор внезапности… Опасность со стороны вермахта самая реальная. Порох надо держать сухим!..

Тогда Мерецкову показалось, что Сталин не слушает его, думает о чем-то другом, предостережения генерала армии никакого впечатления на него не произвели. Тут время, которое отвели Мерецкову, кончилось, и ему пришлось прерваться, не завершив разбор игры, не показав, как «синие» могут поставить «красных» в крайне затруднительное положение. Ватутин почувствовал, в какое положение попал начальник, и бросился на помощь. Он попытался вклиниться в разговор. Но Сталин махнул рукою с зажатой в ней трубкой. Жест был крайне очевидным, и Николай Федорович споткнулся на полуслове.