Григорий Покровский - Ввод

— Что случилось? — спросил Лужин.

— Мереновский приказал роту кинуть на пулемёты, — доложил Бурцев.

— Николай Николаевич, — захрипел Карпенко, — там мои ребята лежат. Они уже не поднимутся. Там лейтенант Роговцев, Санечек, мой дружок со взводом лежит. Это я их убил! — потом как-то сразу сник присел на корточки и зарыдал.

Лужин взял его голову и прижал к себе. Он по-отцовски гладил по трясущейся пыльной голове.

— Эх, Олежка, Олежка, и что же мы творим?! Сами не ведаем что. По нам с тобой давно уже психушка плачет. Чудак! Где ты увидел генеральские погоны. На нём же афганская форма без погон. Это ты под пули лезешь, а он себя бережет, маскируется. Потом Лужин увидел на своей руке кровь.

— Да ты, Олег, никак ранен? Доктора ко мне!

Подбежал доктор.

— Капитан, перевяжи раненого, да спирту дай. Видишь какое состояние.

— Я ему укольчик успокоительный.

— Какой укольчик, перед тобой боевой офицер, а не наркоман. Вечно у тебя спирту нет.

— Не дают же ничего.

— Сталин, тиран был и то своим бойцам фронтовые сто грамм давал, а эти сидят в Кремле, морды отъели, даже спирту им жалко. — Лужин крикнул своему радисту: «Володя, фляжку».

— Пей, Олег, не «кишмишовка» — водка, что ни на есть чистейшая.

Карпенко с жадностью большими глотками отпивал водку из фляжки. Насытившись, он подал фляжку командиру полка. Тот взболтнул ее и разрядив обстановку пошутил: «Да, ты горазд пить, почти фляжку вылакал».

Подъехали еще два БТРа. Из них вышли комдив и заместитель командующего сороковой армией.

— Лужин, что у вас произошло? — спросил комдив.

— Товарищ полковник, — отчеканил Лужин, — капитан Карпенко роту под пулеметы кинул по приказу Мереновского.

Генерал и полковник переглянулись.

— Сколько это может продолжаться? — обратился комдив к заместителю командующего.

— Доложите Вы командующему армией. Он же с маршалом каждый день общается. Пусть маршал уберет его отсюда. Этому… — комдив хотел что-то сказать и осёкся. — Пусть уезжает в Москву — ему место в «арбатском округе».

— Мы уже докладывали маршалу, — ответил генерал, — но пока бесполезно. Ты думаешь, только у тебя? В других дивизиях он тоже натворил. Ему солдаты кличку дали «Кровавый мерин».

— Лужин, спасайте раненых, кто-то же остался живой, я сейчас пришлю вертушки, — приказал генерал. Всех кто участвовал в бою представить к награде. Может хоть этого наверху вдоволь!

Эвакуация раненых и убитых закончилась. От увиденных трупов и крови у Бурцева закружилась голова. Его стало подташнивать. Он первый раз ощутил, что такое боевые потери. Убитыми было двенадцать человек и много раненых. Он смотрел, как их загружают в вертолеты, и все пытался проглотить подступающую тошноту, а она никак не проходила. Лицо Василия стало бледным. Ему так сильно захотелось выпить водки.

— Попросить у Лужина, — думал он. — Нет, неудобно, еще подумает алкаш.

Лужин увидел бледное лицо Бурцева, подошел к нему сам.

— Что, Василий Петрович, первый раз трудно?

— Да, Николай Николаевич, что-то тяжеловато.

— Наверное, подташнивает? Со мной это тоже случалось поначалу. Глотни, — он подал Бурцеву фляжку. Три больших глотка обожгли гортань. Через минуту кровь ударила в лицо, и ему стало легче.

Возвращался полк без приключений. Колонна шла почти без остановок. Бурцев всю дорогу сидел в раздумье. На душе было противно. Задействовали столько войск — почти дивизию, авиацию, спецчасти. Потеряли, столько солдат, а операция провалилась. Душманы ушли, их, видимо, кто-то предупредил.

— Товарищ майор, — обратился сержант к Бурцеву. — Когда Мереновский с вами был, я разговаривал с начальником радиостанции. Сержант знаете, что мне сказал? С этим генералом водители БТРов не хотят ездить.

— Почему?

— Говорит, у водителя вся спина синяя. Сам стоит в люке, а водителя ногой по спине лупит. Таким образом, он командует — остановиться или вперед ехать. Как таких в армии держат и ещё генералов дают?

— Сам думаю, сержант, как оно так получается. Дослужился же до генерала: и лейтенантом был, и взводом командовал, а людей выходит всю жизнь ненавидит. Смотрит на солдата как на пушечное мясо, на его голову становится, как на ступеньку, чтобы подняться по карьерной лестнице вверх.

Утром в палатку к Бурцеву зашёл Карпенко. За одну ночь он постарел на несколько: лет, лицо его осунулось, на лбу просматривалась глубокая морщина, под глазами виднелись синие круги. Бурцев приподнялся ему на встречу, подал руку.

— Как самочувствие, как твоя рана?

— Да, рана пустяки, так слегка руку задело. Рана в душе. Вернее, не рана, а огромная дырища.

Олег замолчал. С минуту сидели молча.

— Командир, я рапорт принёс.

— Какой рапорт, Олег?

— Не могу я после этого ротой командовать, пусть взвод дают.

— Да, погоди ты. Рапорт, он принес. Тут вот наградные оформляем. Приказано всех наградить, и тебя в том числе. А потом, куда тебя ставить. Все взводы заняты.

— А взвод Сани Роговцева?

— Ты чего, Роговцева хоронишь? Живой он в госпитале лежит. Ранение нетяжёлое. Только что доктор из госпиталя приехал — понес уточнённый список командиру полка. Сказал, что Саша через пару недель будет в строю.

— Товарищ майор, отпустите хоть на часок. Саньку увижу и назад.

— Да брось ты, на часок он поедет. Езжай на целый день. И не только Роговцева, всех ребят навестить надо. Замполит деньги собрал. Офицеры полка скинулись. Он едет сейчас покупать фрукты, конфеты, «Фанту», вместе с ним и поедешь.

Много ли человеку надо?! Одно слово и человек смешан с грязью. Его обзывают трусом. Одно слово и человек, не страшась самой смерти, идет на пулемёты и побеждает, затем впадает в депрессию, и с помощью слова выходит из неё, и сейчас мчится к тем, кого он этим словом повёл за собой. Выходит в библии написано правильно: «Вначале было слово, и это слово Бог».

Ася успешно сдала государственные экзамены. В институт приехали представители из областей отбирать себе медицинские кадры. Она все время глядела на высокого, уже немолодого мужчину, стесняясь к нему подойти. Он был как раз из тех мест, где служил Вася. Она переборола себя, решилась и подошла.

— Возьмите меня к себе, — сразу начала она.

— Что ж так? Все просятся в Москву, Ленинград, а вы к нам.

— Мой друг там служит.

— Отслужит и уедет домой, а вы за ним помчитесь.

— Он офицер, назначение туда получил.

— Это меняет положение дел.

На кафедре хирургии о ней отозвались, как о способном, подающем надежды будущем хирурге. Дело было решено. Ася получила диплом и распределение в Куйбышев. Вначале она не поверила своим ушам, прижав к груди заветный клочок бумажки и диплом.