Альберт Зарипов - Дембельский аккорд 1

— Это скорее всего! — закивал головой Олемской. — А ты ещё долго здесь будешь заниматься?

Мой ответ просто обязан был прозвучать весьма однозначно.

— Пока не согласятся навести порядок в своей палатке.

Эту фразу я сказал очень громко, чтобы смогли услышать дневальные по ротам, которые непременно передадут мой настрой горе-спортсменам.

— Ну, ладно! Счастливо оставаться! — сказал мне на прощанье Олемской и пошёл к «миньетной роте». -Дежурный! Где этот минёр с красной повязкой? Ага… Пошли со мной! Я тебя сейчас сам буду инструктировать, как правильно нести службу по своей роте и не отрывать попусту дежурного по части от его служебных обязанностей…

Я лишь усмехнулся от этих слов…

«Кто научил — тот и получил… Понятное дело, что без санкции дежурного дневальный не стал бы палить в воздух! Причём, только лишь из чувства жалости к дедушкам другой роты… Сейчас Витя Олемской ему покажет, как отвлекать его от пули или префа… Хотя он — человек добросовестный и в наряде этим вроде бы не балуется… А мои-то тоже хороши! Уболтали ведь минёров, а не наших… Аморальнейшие так сказать личности…»

После этого инцидента с «внезапно» открытой стрельбой я «слегка обиделся» на всех этих коварных старослужащих и потому перестал даже спрашивать пробегающих мимо меня подчинённых. Не давая им даже чуть-чуть передохнуть у дальнего шлагбаума. Теперь мне нужно было прекратить какое либо общение с ними, а тем паче регулярное озвучивание одного и того же насущного вопроса. Чтобы у них исчез даже малейший повод опять потешить своё уязвлённое дембельськое самолюбие… Мол, нас тут гребут по-страшному, но мы от этого только лишь крепчаем…

Сейчас я интуитивно понимал, что мне также следовало полностью их игнорировать с той целью, чтобы они какое-то время побыли в информационной изоляции и тем самым «поварились» всем своим коллективом в собственном соку, да ещё и в одном котле… Под своё же дружное и размеренное топанье обладатели наколок «ДМБ-95» может быть сообща придут к единому мнению, что упёртый командир группы уже махнул на них рукой, то есть наплевал как на свой личный отдых, так и на их сладкий ночной сон… Что они будут теперь бегать не то что до рассвета, а аж до самого завтрака, а то и до развода… И при том на виду у всех подразделений и тем более на глазах у остального дембельского состава нашего батальона… Засмеют ведь!..

Ведь когда-то я и сам был в такой же дембельской шкуре, а потому мог хотя бы приблизительно спрогнозировать ход «старческих» мыслей и немного смоделировать дальнейшие действия «лично моего» личного состава. Но прошедшие годы сперва перестройки и затем «демократизации общества» всё-таки наложили определённый и очень жёсткий отпечаток как на самих людей, так и на их взаимоотношения между собой… Ведь в Советской Армии открытое неподчинение целого подразделения своему командиру встречалось крайне редко, а в настоящее время такие факты меня уже не удивляли. Но одно дело, когда такие инциденты происходят где-то в стороне, а совершенно другое- когда твои же подчинённые «забивают откровенный болт» именно на тебя. И в этом самом случае такое вопиющее безобразие нужно выкорчёвывать вместе со всеми корнями, корешками, отростками и прочими ответвлениями. Чтобы эта губительная зараза не распространялась далее по чьим-то душам да умам, а также целым отдельным группам или ротам… Поэтому я старательно контролировал передвижение обуревших дедов на всём протяжении их маршрута.

На короткое время куда-то пропал прапорщик Меркулов, но вскоре, после моих настойчивых громких поисков, появился вновь, объяснив своё отсутствие нуждой до большого ветру. Я опять направил его в дальнейшее странствование по дорожной обочине, после чего вздохнул с некоторой досадой. Ведь этому «якобы военному» по своей должности и своим обязанностям следовало быть моим наипервейшим помощником… Однако он предпочёл пойти на поводу у бойцов и открыто перейти в стан бунтовщиков… Раньше мне никак не доводилось перевоспитывать прапоров, но ведь когда-нибудь это пришлось бы делать…

То, что мои подчинённые должны были беспрекословно и в срок исполнять приказания своего командира группы, являлось непреложной и бесспорной уставной истиной. Это всё и так было понятно…

Но своими принципиальными отказами выполнять приказы командира группы эти старослужащие могли подать крайне дурной пример как среднему призыву, только-только начинающему матереть и потому губкой впитывающему в себя все отрицательные качества своих опытных «учителей», так и молодым солдатам, которые вот-вот должны были прибыть в нашу роту. Взрослеющие «фазаны» и непосредственно «зелёные бойцы», перед которыми дедушки будут демонстративно игнорировать нас — командиров… Эта молодежь с первых дней потеряет всякую веру в авторитет своих же командиров. По примеру охамевших дедов они в дальнейшем могут попытаться оспаривать те или иные распоряжения или действия офицеров, что было крайне недопустимо на войне. Такое отношение могло бы обязательно и неминуемо привести к гибели либо командиров, либо их подчинённых…

Именно поэтому данную дембельскую крамолу нужно было сейчас же выжигать калёным железом. Причём, абсолютно без какой-либо жалости и прочих излишних сентиментальностей.

А ночной холод становился всё ощутимее. У меня уже окончательно застыли ноги в отсыревшей обуви, замёрзшие руки так и просились в тёплые и глубокие карманы, а мои одеревеневшие уши с щеками вообще не желали расставаться с меховым воротником… Но у них имелась строгая очередь на все эти блага цивилизации, а потому когда фонарик регулярно освещал разгорячённые фигуры солдат вместе с ковыляющим прапором, то мои щёки с ушами в данные мгновения практически никоим образом не прислонялись к манящей овчинке воротника. Всё-таки служебный долг обязывал меня демонстрировать всяческое пренебрежение к пониженным температурам.

Вокруг всё было спокойно, если не считать дежурных очередей на дальних блок-постах Грозного. Я всё сидел на своём месте, периодически освещая лучом света трусящих мимо старичков. Раз им было наплевать на мои приказания, то и мне тем более на их желание поспать после караула…

В таких раздумьях и поёживаниях прошел томительно долгий час… А в три часа я опять промолчал и не задал тот самый вопрос впавшим в флегматично-меланхолический транс «призракам» чеченской ночи…

Но в десять минут четвёртого из пробегающего мимо строя донесся тонкий просительный голосок:

— Товарищ старший лейтенант, остановите нас, пожалуйста!

Я медленно встал, скомандовал «Стой!» и подошел к бегунам.

— Что такое?