Евгений Суверов - Запад – Восток. Записки советского солдата 1987–1989 гг

Приятно было также получать письма, осознавая, что о тебе помнят. В один из февральских вечеров я получил аж семь писем!!!

Особенно радостно было получать письма от родителей, понимая, что именно они ждут и помнят о тебе.

Хотя не все письма приносили солдатам счастье. Были и письма от подруг, которые бросали своих возлюбленных практически сразу же после проводов в армию. Забывали свои слезы, клятвы в вечной любви. И иногда обезумевшие солдаты в горячке совершали такие поступки, о которых позднее наверняка жалели всю жизнь.

Отношения с женщинами были также для молодых ребят одной из любимых тем разговоров. К некоторым приезжали подруги и даже жены. У многих были девушки, которые ждали (или пытались ждать) своих парней. Солдаты активно переписывались, показывали фотографии любимых. У меня не было девушки, и кроме родителей никто не ждал из армии. Я нисколько не сокрушался по этому поводу — значит, всё у меня впереди. Чем занимается моя будущая подруга? Она не подозревает пока о моём существовании.

Ожидание парня из армии часто заканчивалось разрывом, и многие солдаты сильно об этом переживали, вешались, стрелялись, убегали с оружием, желая разобраться со своим конкурентом и неверной девушкой. А если девушка дожидалась своего парня, то ему нужно было на ней жениться. Если не женился, были, наверное, обоснованные претензии: «Я тебя ждала два года, а ты на мне не женился, козёл! Я столько упустила из-за тебя!..» и т. д., и т. п. Короче, всё, что ни делается, — к лучшему!

День за днём пролетали незаметно, оделяя нас радостями и проблемами. В апреле я успешно сдал экзамены в учебке, став механиком авиационного вооружения 3-го класса. Начались отправки в боевые части. За некоторых ребят приезжали хлопотать их родители. Это были в основном жители Кавказа и Украины. Обхаживали, договаривались с нашими командирами о том, чтобы их чада попали в теплые места, поближе к дому. Хотя это носило единичный характер. Мне же было все равно. Ко мне никто не приезжал. Ехать в такую даль и хлопотать ради меня — этого не стоило, конечно, делать. В особой милости у командиров я не был, и поэтому по будущему месту своего распределения иллюзий не имел.

В мае начались массовые отправки молодых специалистов в боевые подразделения. Вначале уезжали за границу, затем очередь дошла до частей, расквартированных в Советском Союзе. Казарма пустела. Нас становилось всё меньше. Уже начало прибывать новое пополнение, набирал обороты призыв весны 1988 года. А меня всё не отправляли.

Работая в подвале новой казармы, я оставил свой автограф: написал на стене ручкой «ДМБ 87–89 (осень) Барнаул». На память Украине. Сейчас Украина — суверенное государство. Учебку расформировали. На ее месте теперь базируются украинские пограничники, ведь рядом граница с не менее суверенной Молдавией. Возможно, какой-нибудь хлопчик, работая в подвале, прочтёт эту надпись, почешет себе затылок и спросит вслух — а что это такое, Барнаул? А может, эту надпись давно уничтожили как напоминание украинскому народу «о годах оккупации Украины русскими». Хотя в советское время обитатели этого украинского городка (как и всей Украины) жили намного лучше, чем в городе Барнауле или в Приморском крае. Вот такой парадокс.

И вот, наконец, этот памятный день настал. 8 июня 1988 года около 40 солдат со всей учебки построили на плацу. К нам вышел небольшого роста капитан. Он был неряшливо одет: мятые брюки, пыльные ботинки, слегка небрит, галстук замаслен. Его распухшее лицо с торчащими усиками выдавало любителя горячительных напитков. Построив нас, он представился капитаном Харьковым.

— Вам выпала большая честь служить в Краснознаменном Дальневосточном военном округе, — пробубнил он. В течение 15 минут он «заливал» нам о прелестях предстоящей службы, обещал, что будем ездить домой в отпуск каждый год, в общем, кататься как сыр в масле. Но всё это оказалось, как выяснилось позже, пустой брехнёй. На следующий день мы уезжали на Дальний Восток.

Последние часы в части. Я понимал, что больше здесь наверняка не буду, не увижу многих ребят, с которыми сдружился за полгода. Это — Александр Стайнов (г. Запорожье, Украина), Игорь Репкин (г. Нарва, Эстония), Тагир Махачев (г. Хасавюрт, Дагестан) и другие.

Наше спальное помещение уже было полупустым. После отбоя мы с Гогой забрались на две пустующих кровати верхнего яруса. Разговаривали всю ночь. Я вышел в умывалку. Из распахнутого окна дохнуло свежестью. Вдали виднелись огни молдавского села Атаки, искрилась река Днестр. В тишине раздавалось лягушачье кваканье, как будто местные лягушки устроили мне прощальный концерт.

Так я практически и не спал, только к утру немного. За час до подъёма меня разбудил дневальный. Умывшись, я быстро оделся и вместе с другими выпускниками-«дальневосточниками» направился к выходу из спального помещения. Обернувшись, увидел спящего каптёрщика Драня. Выходец с Западной Украины был правой рукой прапорщика Марченко. Он отвечал в роте за выдачу белья, портянок, мыла и др. Часто «гасился» в своей каптёрке от хозяйственных работ, был жаден и в общем не любим солдатами. Разбросав руки на кровати, он мирно посапывал (наверное, пересчитывая во сне свои полотенца и одеяла). Так и остался в моей памяти спящий Дрань.

После раннего завтрака мы выстроились на плацу. Одетые в новенькие парадки, с выданными недавно значками классности, со скрученными шинелями и вещмешками. Из нашей роты ехали я, Гога, Вано, Митя Рабан, Кариманов, узбек Рахимов и еще несколько солдат. Неожиданно на горизонте замаячил мой «любимый» командир взвода — старший лейтенант Ватрушкин. Осмотрев наш внешний вид, он подошел ко мне и, ехидно ухмыляясь, сказал:

— Ну что, Суверов, Дальний Восток ждет своего героя.

Это были его последние слова. Он развернулся и ушел воспитывать новое пополнение, наверняка повторяя при этом свое любимое изречение — «Вы у меня все калом пропахнете, скоты».

За сутки мы доехали на поезде до Москвы. Наш провожатый, капитан Харьков, закрывшись в купе с гражданскими, играл в карты и пьянствовал. Мы его особо не интересовали, чему были безумно рады. Больше трезвым до самого Хабаровска мы его не видели.

Прошло полгода, и вновь я в столице. Но я уже был другим, стал солдатом, «микродембелем». За моими плечами была учебка и оставалось еще полтора года службы. Но спешившим по своим делам москвичам это было, по-видимому, так же всё равно, как и полгода назад. Приехав в аэропорт Домодедово, мы с Гогой купили мороженое на двоих, денег на большее не было. Каким вкусным оно мне тогда показалось, жаль, что было совсем маленьким.

На большом самолете Ил-86 мы полетели в Хабаровск, по пути приземлясь в Норильске. Интересен зигзаг службы: из Барнаула, находящегося практически в центре Советского Союза, перебросили на западные рубежи нашей страны, после учебки — далеко на восток, охранять восточные границы СССР. Остановка была в Норильске — заполярном городе, окруженном тундрой. Стоял полярный день, красный солнечный шар неподвижно висел над городом. Немного побыв в Норильске, наш самолет взлетел, чтобы через несколько часов приземлиться в Хабаровске. Здравствуй, Дальний Восток!