Евгений Суверов - Запад – Восток. Записки советского солдата 1987–1989 гг

— Ты где, чмо, шаришься? Мне нужно срочно работу сдавать! Тварь, ты меня подставил, сгною на киче, в дисбате сдохнешь, отправлю, урод, в казарму, там тебе быстро задницу порвут.

Ноги подкосились у Пуговкина, он упал перед капитаном, начал причитать, как баба, глотая слезы и умоляя оставить его в штабе, хватался грязными руками за штанину товарища капитана.

— Товарищ капитан, товарищ капитан, я ночью буду работать, я всё восстановлю, не прогоняйте меня, пожалуйста! Меня там убьют. Пожалуйста! Я вам посылочку из Москвы с шоколадными конфетами и сгущенкой к 23 февраля организую.

Грязев брезгливо поморщился, отпихивая его от своих ботинок.

— Ладно, иди работай.

Больше ни в столовую, ни в казарму Пуговкин не заходил. Что он только не придумывал, на что только ни шел, лишь бы не попадать туда больше.

Время шло. Ваня освоился в штабе. Пришло молодое поколение штабистов, на которых он начал покрикивать.

— Уроды, тупицы, провинциалы! Тебя что, в твоей деревне писать не учили, урод?!

К концу службы Иван благодаря штабной службе «дослужился» до младшего сержанта, затем досрочно получил сержанта, а на дембель поехал уже старшиной, весь увешанный различными значками, так больше ни разу не появившись ни в казарме, ни в столовой. При составлении праздничных приказов он «себя, любимого» не забывал.

Мы не любили штабистов. За то, что они создали себе привилегированное положение, были освобождены от службы, от многих трудностей нашей жизни. А главное — меня раздражало их равнодушие к нашим проблемам. Как мы там живём, никого не волновало.

В начале 1989 года личный состав полка, участвовавший в войне в Афганистане, прибыл в Черниговку. Приехали в основном летчики и техники. Из солдат прибыл лишь один, оставшийся на сверхсрочную службу, — Игорь Цибалко, он стал нашим старшиной. По его рассказам, служить в Афгане было тяжело, царила жесткая дедовщина. Многие солдаты стали наркоманами. Процветала торговля между советскими солдатами и душманами. Наши продавали афганцам в основном дефицитное там дерево (авиабомбы упаковывались в деревянные ячейки). Из осветительных бомб вытаскивались парашюты, которые охотно приобретались местными жителями.

Наш полк стоял в городе Баграм, где находилась крупнейшая авиабаза. Солдаты, стоявшие на вышках с крупнокалиберными пулеметами, чтобы не заснуть, покурив травки, стреляли ночью без разбора. Появится вдали огонёк — сразу длинная пулеметная очередь в сторону домов афганцев. Игорёк даже пытался выбивать пулеметными очередями популярные тогда мелодии.

Будучи дежурным по роте, я всю ночь поговорил с дежурным по полку — летчиком, вернувшимся из Афгана. Разоткровенничавшись, он начал рассказывать о боевых буднях:

— Всю ночь пили, а в четыре утра начало полетов. Взлетел еще пьяный, блин, карту забыл. Что делать? Ну не возвращаться же назад. Пролетаю над каким-то кишлаком, мирный он, не мирный, какая разница. Запрашиваю базу, чтобы разрешил бомбардировку: «Хозяин, хозяин, разрешите работать, вижу неприятеля. — Разрешаю». И тонны взрывчатки разносят в пыль лачуги афганцев. Второй взлет, карту взял. Внизу вижу какой-то базарчик. Кто такие? Понятия не имею. «Хозяин, хозяин, разрешите работать. — Разрешаю». И от базарчика ничего не остается. На следующий день в этом районе нашу колонну обстреляли.

Капитан, рассказывая про Афган, играл желваками. Он вспоминал эту войну, погибших товарищей, не понимая, для чего воевали.

— Какая интернациональная дружба с афганским народом? Какое построение социализма? Ты бы видел, как они живут. Средневековье, мракобесие и всесилие ислама.

В феврале назначили нам нового ротного — капитана Водного, тоже «афганца». Вскоре началось укрепление дисциплины. Была создана рота с тремя взводами. Раньше солдаты были поделены между тремя эскадрильями, у командиров эскадрилий часто руки не доходили до солдат (у них других проблем хватало), что приводило к неописуемому бардаку.

Капитан Водный и три командира взвода — прапорщики начали постепенно наводить порядок. Во время подъема ротный и взводные переворачивали кровати со спящими солдатами (дедам как бы «полагалось» поспать), обливали холодной водой бойцов, пытавшихся урвать минуту-другую сна. На гауптвахту отправляли целыми партиями.

Один нервный дежурный по полку, «афганец», совместно с нашим взводным даже размахивал пистолетом, что-то кричал, пытаясь поднять с постели сонного воина.

Начались репрессии. Наказывали всех поголовно, без разбора, пугали дисбатом. Водному лучше было не попадать под руку — говорили он контуженный. Эхо афганской войны. Нужно было менять тактику, на рожон лезть не стоило, и я не попал в число злостных нарушителей дисциплины, с которыми вел тяжелую борьбу ротный по кличке «Джек Потрошитель» со своей командой.

Постепенно страсти улеглись, беспредел закончился. «Джек» одержал победу, хотя, скорее всего, условную. В столовую уже ходили строем, проводилась зарядка, примерно выполнялся распорядок дня и т. д. Хотя до наведения полного порядка было как до построения коммунизма.

В принципе, новый ротный был нормальным мужиком, не подлым человеком. Хотя действовал иногда жестко, на грани, но и другого выхода у него не было. Нужно было наводить порядок в роте.

Назначались командиры отделений, замкомвзводов. Меня назначили командиром отделения, вторым командиром отделения стал небезызвестный «каптёрщик, дилявой челавек» Омар-оглы, замкомзвода стал мой приятель Виталий Городний.

13 марта 1989 года мне было присвоено очередное воинское звание — младший сержант. Радостное событие.

Если с командиром роты у меня проблем почти не возникало (было ощущение, что он меня уважает, хотя, может быть, я и заблуждался), то с командиром взвода прапорщиком Дятловым взаимопонимания не сложилось. Недалекий, он требовал того, чего сам, наверное, не знал. Докапывался до всякой мелочи. Короче, как и в учебке, мне «повезло» с командиром взвода.

Как-то Дятлов начал кричать, что он был против моей кандидатуры как командира отделения, что я веду себя слишком независимо, но ставить некого.

— Мне без разницы ваши лычки. Я и рядовым себя неплохо чувствую, — ответил я.

Рассердившись, он выбежал из каптёрки, хлопнув дверью. Хотя, конечно, были и преимущества новой должности. Ходил в наряды только дежурным, официально никто не мог заставить меня выполнять грязную работу, престиж какой-то. Но появлялось и больше проблем, повысилась ответственность за других.

Любимчиком Дятлова стал Омар-оглы. Спелись родственные души. Взводнику нравилась личная преданность друга-«интеллектуала». С криками, непонятной своей тарабарщиной (типа «Динамо Чиев (Киев), вратар Пэлэ…») распинывая своих подчиненных, он старался всячески угодить Дятлову.