Богдан Сушинский - Фельдмаршал должен умереть

«Идиот! — наградил себя за многотерпимое упрямство Бургдорф — Ради чего?! Всю эту ночь опять будешь грезить её грудью и пухленькими ножками!».

Кто бы мог поверить, что за всё время своего квартирантства, постоянно оставаясь один на один со столь молодой женщиной, он так и не сумел провести с ней в постели ни одной ночи. Любовью они занимались только здесь, в его кресле или на диване, в какой-то странной спешке и нервозности, словно бы опасаясь, что из соседней комнаты вот-вот ворвется кто-то посторонний. По вечерам же Альбина закрывала дверь своей спальни и отстаивала её неприкосновенность как последний защитник — ворота осаждённой цитадели. Уходя на работу, она тоже закрывала спальню на ключ, так ни разу и не позволив Бургдорфу переступить её порог.

— Прощаясь с мужем в последний раз, я поклялась, что ни один мужчина в спальню нашу не ступит, — жёстко объяснила она, отбивая первый, самый бурный натиск генерал-квартиранта.

— Что, вообще никогда?! — не поверил её исповеди Бургдорф.

— Когда-нибудь, возможно, я позволю себе нарушить этот обет.

— Тогда в чём дело? Самое время.

— О нет! Не менее чем через три года после смерти, и только с человеком, который со мной венчается.

— Могу себе представить, с какой лёгкой душой умирал ваш непоколебимый генерал.

К счастью, строгость её клятвы дальше спальни не распространялась, поэтому они с успехом предавались греховным утехам в его комнате, на кухне, в гостиной, в ванной, а однажды ночью умудрились познать их даже на балконе, рискуя перевалиться через перила.

«… И всё же, вдова! — с тоской обречённого подумал генерал, глядя ей вслед и прислушиваясь ко вновь ожившему голосу колокольчика. — Всего лишь вдова. Пусть даже и Двухнедельная Генеральша..».

Запрокинув голову, Скорцени погрузил взор в космическую глубину Вселенной, пытаясь вырваться из потока земной суеты и заземлённых мыслей. В эти минуты он чувствовал себя моряком, стоящим на носу корабля, уходящего в мрачную черноту тайфуна. Он мечтательно погружался в погибельную вечность, так и не осмыслив до конца свой земной путь и не отмолив греха перед путем, ведущим в иные миры.

— Скорцени! — Штурмбаннфюрер мгновенно вернулся на землю и, инстинктивно рванув кобуру, оглянулся. — Где вы, Скорцени?

«Лилия Фройнштаг?! — вспыхнула свеча надежды в его сознании. — Не может такого быть! Откуда ей взяться?!»

И всё же этот едва слышимый вкрадчивый голос принадлежал женщине и, чуть повернув голову, Отто увидел, что она стоит у двери, не решаясь ни войти, ни удалиться.

— Вы, синьора Петаччи?! — вернулся он в комнату.

— Можете считать, что не я. Настоящая Петаччи не решилась бы войти к вам в столь поздний час.

— Не будем загадывать. Тем более что вы, синьора Петаччи, все же решились. Вино, коньяк, шнапс?

— Что вы?! Ничего, абсолютно ничего, — почти испуганно проговорила наложница великого дуче.

— Почему столь безнадёжно?

— Хотите, чтобы Бенито догадался, что я побывала у вас? Ночью. И мы распивали вино.

— Если ему донесут об этом, скажу, что у него неверная информация: вместо вина мы пили коньяк. — В подтверждение столь глубокомысленной шутки, штурмбаннфюрер и в самом деле достал еще одну рюмочку и обе наполнил коньяком. — Кстати, коньяк греческий, однако не волнуйтесь, Бенито об этом не узнает, — уже откровенно подтрунивал первый диверсант рейха над своей поздней гостьей. — Иначе не простит нам измены. С Грецией, насколько я понял, у дуче особенно натянутые отношения.

— Вы правы, в Греции он потерпел сокрушительнейшее поражение. Хотя Бенито очень хотелось, чтобы Эллада наконец-то была покорена нами, римлянами. Раз и навсегда!

— Какая возвышенная мечта: покончить с Элладой! С самой Элладой! Навсегда. Помнится, в своё время об этом мечтал ещё Александр Македонский. — Повелительным движением руки Скорцени предложил Кларете место за столом, напротив себя, и тоже сел. — Но кончилось-то всё тем, что сам объявил себя эллином и чувствовал себя при этом на седьмом небе.

— Не советовала бы вам расточать поучительность этой притчи в присутствии самого Бенито, — с мольбой в глазах проговорила любовница вождя итальянцев. — Стоит ли смазывать раны горчицей и посыпать молотым перцем?

— Она рассказана исключительно для вас, — в коридоре послышались чьи-то шаги; Кларета и Скорцени тотчас же умолкли и, прислушались».

«Ситуация и в самом деле странная, — сказал себе Скорцени. — Между нами еще абсолютно ничего не было, а мы уже начинаем вести себя, как любовники. Семейным скандалом здесь явно не обойдётся, политическим — тоже. Муссолини может прийти в ярость.»

К счастью, шаги стали удаляться. Очевидно, это прошел кто-то из обслуживающего персонала, не слишком обременявший себя слежкой за дученаложницей. Судя по всему, Еве Браун не повезло: в Бергхофе этот процесс был налажен строже.

Убедившись, что опасность миновала, Кларета храбро опустошила свою рюмку и, пробормотав: «Лучше бы позаботились о чашке кофе», подняла глаза, чтобы встретиться взглядом со Скорцени.

Меньше всего Отто хотелось сейчас, чтобы её визит завершился любовной сценой или хотя бы интимными намёками на будущую дружбу. При всей несомненной очаровательности Клареты, никаких особых чувств она не вызывала. Во всяком случае, таких, ради которых можно было бы терять голову вместе с портупеей.

— Вы, очевидно, догадываетесь, почему я решилась прийти к вам, господин Скорцени?

— Понятия не имею, — ответил тот, наивно глядя прямо в её бирюзовые глазки. — Но ведь вы объясните, не правда ли?

— Хочу, чтобы как можно скорее уехали отсюда.

Скорцени снисходительно рассмеялся.

— Вас это очень удивит, досточтимая синьора, но я стремлюсь к тому же.

— Причем уехали навсегда.

— Это произойдет завтра же. Или, может быть, настаиваете на немедленном выезде?

— Вы отлично понимаете, что я имею в виду, — молвила Кларета, несколько обиженная тем, что Скорцени даже не пытается установить истинную причину её атаки. — Мы, то есть я и те, кто разделяет мои взгляды, не желаем, чтобы вы когда-либо возвращались сюда.

— За что такая несправедливая жестокость? — рассмеялся обер-диверсант рейха. — Вам не кажется, что это уже похоже на политическое изгнание?

— Впредь вы не должны появляться здесь ни для того, чтобы возглавить службу безопасности Итальянской Фашистской республики, ни для того, чтобы стать командующим карабинёров.

— А что, кто-то решился предположить, что я появлялся только для того, чтобы возглавить одну из названных служб? Кого именно вы имели в виду, когда говорили о людях, разделяющих ваши взгляды? Что это за взгляды такие и кто эти люди? — уточнил Скорцени в откровенно издевательском тоне.