Богдан Сушинский - Фельдмаршал должен умереть

— Успокойтесь, господин полковник: ни Зонбах, ни Скорцени о его существовании даже не догадываются.

По тому, как дружно заржали присутствовавшие при их разговоре лейтенант и два сержанта, Курбатов понял, что в байке о запасном аэродроме скрывается какой-то подвох.

— Хотите сказать, что «запасным аэродромом» вы называете свой подпольный бордель?

Сеграйт и лейтенант удивленно переглянулись.

— Почти угадали.

— Где-то неподалеку появилась женская часть, женская казарма?

— Не станем утомлять, господин полковник. Неподалеку есть горная итальянская деревушка. Мужчин в ней почти не осталось, зато сохранилось несколько симпатичных девушек, вдов и женщин неопределенного возраста.

— Но в этой деревушке бывают еще и партизаны.

— Наведываются, причем довольно часто. Особенно зимой или когда в отряде появляются раненые и больные, за которыми нужно ухаживать. Однако нам известны дни, когда там никого не бывает. Или когда мы делаем вид, будто не догадываемся, что в деревне веселятся партизаны. Точно так же, как они не наведываются в местную «Таверну у мельницы», в которой приземляемся в это время, как на запасной аэродром.

— Старший лейтенант, тот, что из гестапо, тоже посвящен?

— Естественно. Партизаны появляются в деревне по четным числам, мы — по нечетным. Вот и вся тайна. Поэтому никогда не встречаемся и в стычки в этой деревушке не вступаем.

— Хорошо же вы здесь устроились, капитан.

— На войне как на войне. Если, конечно, считать, что на войне всегда должно быть так, как должно быть только на войне.

Курбатов иронично ухмыльнулся: этот философ-тыловик уже начинал нравиться ему.

— И что, итальянцы позволяют встречаться с их женщинами? Даже партизаны?

— Попробовал бы кто-нибудь запретить итальянской горянке встречаться с тем, с кем она пожелает. И потом, партизаны ведь понимают, что это плата за то, чтобы мы не трогали их семьи, большинство из которых нам известны.

— А я, наивный человек, привел сюда целый легион солдат в надежде помочь вам деблокировать аэродром и прилегающие к нему районы.

— И вовремя привели. К сожалению, кроме этой деревушки, из которой немало мужчин ушло в горы, ни на какой иной участок наше джентльменское соглашение не распространяется.

— Не сумели договориться?

— Собственно, мы и не вступали в переговоры с командованием партизан.

— Поскольку это категорически запрещено вашим командованием. Под угрозой предания военно-полевому суду. Ваши контакты происходят через самых милых посредников — ваших женщин. Все проблемы дипломатии решаете в постели.

— Вы прекрасный психолог, полковник.

— Элементарное знание жизни.

— Уверен, что выясняете все эти детали вовсе не для того, чтобы выложить их Скорцени или кому бы то ни было из службы безопасности или гестапо. — Курбатов заметил, как посуровело лицо капитана, как оно напряглось, и как плотно сжались его тонкие шершавые губы.

— Нет, конечно. Мне приказано помочь вам наладить охрану аэродрома. Но поскольку времени у меня в обрез, то ваши сведения очень важны. По крайней мере, теперь я понимаю, какова общая ситуация.

Капитан и лейтенант вновь переглянулись, и Сеграйт старательно вытер платочком некстати вспотевший лоб. За минуту до этого оба сержанта оставили блиндаж, дабы не присутствовать при столь деликатном разговоре офицеров.

— Она станет еще более ясной, когда вы поговорите с комендантом аэродрома подполковником Энке.

— Мы уже общались. Ничего подобного он мне, как вы уже убедились, не сообщал.

— Так что — отправляемся к итальянкам без него?

— Это нечестно, капитан. Вы задаете вопрос таким образом, что ни один джентльмен дать отрицательный ответ не решится. Подполковник Энке отправится с нами?

— Ни при каких обстоятельствах.

— Боится запятнать себя контактом с партизанами?

— Вам ведь уже ясно, что никаких контактов нет. Во всяком случае, никому не удастся доказать их наличие. Мы несколько раз прочесывали деревню, поэтому партизаны нас побаиваются, — вот вам официальная версия.

— А что касается подполковника Энке, то он не боится запятнать себя, а просто элементарно боится, — помог ему выйти из щекотливой ситуации Курбатов.

— Никогда не сидел за одним столом с русским офицером, — рассмеялся Сеграйт, вежливо уходя от подтверждения этой версии. — Тем более — с диверсантом.

— За наших солдат! — задумчиво провозгласил Роммель, — за их мужество, которое проявляется всегда, даже когда по нашей с вами вине они терпят жесточайшее поражение. — Да, господа генералы, по нашей с вами…

В эту минуту ему вновь виделось плато Африканского Жертвенника, плато смерти, на каменистой равнине и у подножия которого полегли сотни его солдат.

— За солдат, до конца верных фюреру, — как-то суетливо поддержал его Бургдорф, нетерпеливо осматриваясь по сторонам, будто хотел поскорее вырваться из чужих, негостеприимных стен.

Роммель и Майзель выпили до дна, а вот адъютант фюрера лишь слегка примочил губы. Он чувствовал себя так, словно пил на поминках человека, не успевшего умереть к прибытию скорбящих друзей.

— Садитесь, господа, — повелительно предложил фельдмаршал и, выждав, пока гости неохотно опустятся в свои кресла, вновь взялся за бутылку. — Мне понятно, что вы, Майзель, оказались здесь случайно, как попутчик. — После этих слов генералы перебросились заинтригованными взглядами: «Неужели этот идиот так ничего и не понял?! Уму непостижимо!», но промолчали. — Однако вы, Бургдорф… Случайность исключается. С какой стати в ставке вдруг вспомнили об опальном фельдмаршале Роммеле?

— Почему «вдруг»? — как и положено, принял Бургдорф удар на себя. — Насколько я заметил, там никогда и не забывали о вас. Однако же не забывали и о вашем ранении.

— Не в этом суть. Очевидно, намечается новое, не совсем удобное для меня назначение, а потому вас, Бургдорф, направили, чтобы подготовить меня к предстоящей беседе с фюрером. Военным атташе в Греции, как вы помните, господа, мне уже приходилось быть, военным атташе в Италии — тоже. [20] В июле 1943 года этого боевого, талантливого полководца Гитлер назначил военным атташе в Греции, но очень скоро отозвал его в Германию. В начале ноября того же года Роммель был назначен военным атташе в Италии, но буквально через две недели вновь отозван и направлен во Францию, где в конце декабря назначен командующим группой армий «В», призванной удерживать оборону на севере Франции. Кроме того, Роммель являлся генеральным инспектором германских войск и обязан был инспектировать состояние оборонительного района, получившего название «Атлантический вал». — Примеч. авт. Правда, всего две недели. Что на сей раз?