Николай Струтинский - Победившие смерть

На дворе стемнело небо заискрилось звездами. Громов и Измайлов, осторожно ступая, подобрались к окну. Чтобы на него взобраться, надо руками ухватиться за выступ, а ногами скользить по стене. Сделали иначе. Николай сцепил пальцы рук. Виктор поставил правую ногу на его ладони, а затем левую на плечо. Теперь окно было на высоте головы. Легким толчком Виктор открыл раму и, чуть подтянувшись на руках, бесшумно взобрался наверх. Как ни был он смел, все же сердце колотилось.

Громов залег за кустами, держа в одной руке пистолет, а в другой гранату. Если операция провалится и часовой попытается поднять тревогу, Николай его уберет и прикроет выход Виктора из опасной зоны.

Паша осталась поодаль от здания. В случае опасности — дважды мяукнет. В рассеянных лучах уличного фонаря она отчетливо видела часового с винтовкой. Вслушивалась в каждый шорох.

Вдруг раздались чьи-то шаги. Из мрака вынырнули три фигуры. Потом еще одна. Паша сообразила: смена караула. Трое солдат и разводящий.

А Виктор между тем из комнаты проник в коридор. Пробираться приходилось на ощупь. Наконец лестница привела его к чердаку.

Снизу долетал рявкающий говор немцев. Четко щелкнули каблуки. Виктор замер и услышал немецкое: «Сдал! Принял! За мной!» Понял: смена караула. Облегченно вздохнул.

Поднявшись на черепичную крышу, Виктор лег на живот. Перед ним в ночном мраке раскинулся спящий юрод. Только местами кустились электрические лампочки, да по главной улице бежала золотая нитка огней. Послышался шорох. Ии один звук не пропадал в ночной тишине. Будто сдавленный со всех сторон неведомой силой, Виктор вытянул шею и прислушался. Если сейчас допустить малейшее ослабление воли, нетрудно перейти ту черту, за которой начинается трусость. Но Виктор Измайлов не таков!

Идти в рост или ползти? Выбрал второе, так вернее. Бесшумно пополз он к укрепленному фашистскому флагу. Вот он, символ тьмы, насилия и крови. Теперь ты сгинешь! Виктор вынул из кармана ножницы и проворно срезал холст со свастикой. Не спеша расправил алое полотнище и прикрепил к древку.

И красное знамя уже реет над городом.

Измайлов сразу почувствовал такой прилив сил, такое вдохновение, что готов был сражаться с-целым взводом фашистов. Назад спускался увереннее. Как только он показался в окне, подскочил Громов и подставил плечи. Виктор легко спустился на траву. Без слов они крепко обняли друг друга.

Все трое выбрались на другую улицу и оттуда, укрывшись в маленьком захламленном дворе, любовались красным знаменем.

Алое советское знамя — символ свободы и счастья — теперь охранял... немецкий часовой. Радость переполнила сердца смельчаков.

У моста Бема подпольщики спустились к излучине Стыри и разошлись.

Когда над городом занялся рассвет и брызнули первые лучи солнца, разводящий вместо флага со свастикой увидел на здании красное знамя. Он истошно завопил: «Негодяй!» Побледневший часовой, узнав о случившемся, растерянно твердил, что никого не видел и ничего не слышал. Наивные доводы еще больше бесили разводящего. Рассвирепев, он кричал в лицо: «Болван! Под суд тебя! На передовую!»

Всего несколько часов развевалось над оккупированным Луцком красное знамя, водруженное подпольщиками. Может быть, немногим удалось увидеть его в то утро, но дерзкий и смелый поступок был свидетельством отваги и мужества советских патриотов.

Молва об этом случае быстро распространилась по. всему городу. Сотни жителей Луцка прошли в те дни поодиночке мимо здания гебитскомиссариата, чтобы тайком взглянуть на крышу, туда, где совсем еще недавно гордо полыхало их родное советское знамя.

С этого дня многие начали искать связи с подпольем. Ряды патриотов росли, мужали. Самой активной помощницей Паши Савельевой стала солдатка Наташа Кося-ченко, умная мужественная женщина. За несколько дней до начала войны она приехала с двумя малолетними детьми в Луцк погостить у знакомых. Война помешала ей вернуться на родную Полтавщину. Наташа всегда бурно выражала свою ненависть к гитлеровцам, принесшим горе и смерть. А когда узнала, что в жестокой схватке с врагом погиб ее муж, поклялась мстить фашистам.

Все больше втягивались в борьбу инженер-полиграфист Ткаченко, повар Колпак, фельдшер Баранчук, артист Борис Зюков, солдатка Анна Остапюк.

Дерзкая вылазка подпольщиков взбесила фашистов. Готовились новые репрессии, аресты. Паше Савельевой удалось выведать у Герберта, что гебитскомиссар Линдер составляет новые списки «подозрительных лиц», сочувствующих подпольщикам и партизанам. Надо было предупредить товарищей о нависшей угрозе. Но как? Списки хранились у самого Линдера. Чтобы их выкрасть, требовалось проникнуть в его кабинет.

Кто рискнет? Измайлов, Громов, Савельева и Оста-пюк высказались за то, чтобы операцию провел Громов с помощью Анны Остапюк.

— Важно не оставлять следов, — беспокоился Измайлов. — Если сразу не удастся взять списки, не рискуйте. Попробуем в другой раз.

Громов пошутил:

— Не лучше ли попросить самого Линдера, чтобы сделал для нас копию списков?

Все рассмеялись.

В здание гебитскомиссариата Громов пробрался в конце рабочего дня. Обычно в такое время Анна Остапюк начинала убирать помещение. Ровно в шесть вечера Линдер тщательно запер сейф и ушел. Будучи любителем вечерних прогулок, он никогда не засиживался допоздна и своем рабочем кабинете. Покинули здание и остальные служащие.

За несколько дней до этого Анне удалось снять слепки, а подпольщики сделали по ним ключи.

По сигналу Анны Николай вошел в кабинет Линдера, л уборщица осталась за дверью с ведром воды и тряпкой.

Он открыл сейф и взял серую папку со списками. Только собрался переписать фамилии, как в кабинет вбежала Остаток.

— Вернулся Линдер. Что делать?

Никто не предвидел такого осложнения. Выбежать из кабинета? Уже поздно: Линдер и его адъютант подымались по лестнице. Громов, обладавший исключительной выдержкой и быстротой реакции, внезапно скомандовал: Разлей воду побольше, убирай кабинет. Быстро!

А сам вскочил на подоконник и спрятался за бархатной шторой. Остапюк не медля сделала то, что потребовал Громов.

Увидев в кабинете уборщицу, Линдер весело бросил адъютанту у порога:

— Мне непонятна психология таких женщин — они нас ненавидят, а работают исключительно старательно. Смотри, с каким усердием она моет пол в моем кабинете!

— К счастью, господин Линдер, они для этого и рождены, — льстил шефу адъютант.

— Зажги верхний свет, — приказал Линдер уборщице.

Остапюк повернула выключатель, а сама еле удержалась на ногах от волнения. Искоса бросила взгляд на штору, Громов не пошевелился. Не задумал бы Линдер затянуть окно шторой...