Сергей Скрипник - Телохранитель

В этот исторический момент на наших глазах пузатые крылатые транспорты раскрывают бездонные зевы своих рамп, из которых на перрон аэродрома выползают боевые машины пехоты и десанта, муравьиными роями выбегают бодренькие солдатики в сопровождении своих командиров, выстраиваются тут же в шеренги и с каким-то особым задором откликаются, услышав свои фамилии, читаемые по поверочным спискам.

Часы, установленные по кабульскому времени, показывали чуть больше 18.00. Начинало смеркаться. Быстро темнеющее зимнее небо здесь, в горах, казалось, наполнялось неким хрустальным светом, что делало его прозрачным, хотя падал мелкий снежок. Два военных разведчика с одинаковым именем Сергей, которым еще предстояло подтвердить свою квалификацию и обрести необходимые опыт и навыки своей «интеллигентской» специальности непосредственно в боевых условиях, ходили по «рулёжке» и откровенно ротозейничали. И этот фривольный променад, конечно же, не мог не остаться не замеченным со стороны.

Нас окликнул капитан-десантник и приказал подойти.

— Что вы здесь шныряете?! — спросил он строго, с нотками некоторой злобы в голосе. — Вы из команды «942»?

«Ничего себе режим всеобщей секретности и неукоснительного хранения государственной тайны!» — подумал я и, ткнув товарища в бок, произнес полушепотом:

— Слышь, Суслик, а что это он открытым текстом так цифрами нашими сыплет?

Серега не знал, что ответить, хотя вопрос, судя по нацеленному взгляду офицера, тот адресовал именно ему.

— Вы что, лейтенант Суслик, язык проглотили от счастья, что впервые оказались за границей?

По острому слуху и невероятной густоты командному голосу можно было предположить, этот капитан в свободное от несения службы время поет басом в гарнизонной художественной самодеятельности.

— Вы, товарищ грызун, что, не поняли моего вопроса? — не унимался тот.

Суслик молчал, надув щеки и как бы тем самым подтверждая прилипшее к нему прозвище, которое и придумывать не надо было. Желая спасти товарища от праведного офицерского гнева, я наконец-то нашелся что ответить:

— Товарищ капитан, это он от растерянности. Вы огорошили его цифрами, которые нам надлежало хранить в строжайшей тайне. Это же, если хотите, наш с Сусликом… ой, извините, лейтенантом Сусловым пароль.

— А-а-а! Так, значит, вы все-таки из команды «942»!

Капитан прошелся мимо нас лихим кавалерийским шагом. Я пожал плечами и опять ответил за вконец растерявшегося Суслика:

— Выходит, что так.

Установилась неловкая пауза, которую после минутного молчания прервал сам капитан.

— Ну, коли вы из команды «942», то и идите…

Голосистый офицер замолк, видимо, тщательно подбирая слова.

«Ну, сейчас как пошлет, так пошлет! — мелькнуло у меня в голове. — На три буквы».

Вероятно, капитан так и хотел сначала сделать, но потом передумал.

— Ну, и идите вы, — повторил он, опять на несколько секунд замолчав, — к своей команде «942». Там она — в диспетчерской вышке. И нечего слоняться без дела по аэродрому. Не армия, а какое-то стадо сусликов.

Вот диспетчерская аэродрома, куда мы направились по указанию капитана, действительно напоминала разворошенный улей не в плане каких-то там метафор и прочих стилистических излишеств. Она выглядела таковой и по форме, и по содержанию. Как пчелы, выпархивали из нее офицеры и солдаты, их место в тесном, прямо скажем, помещении тут же стремились занять другие военные в советской и афганской форме. В узких, скрипучих дверях происходила такая толкотня, что без интенсивной работы локтями и коленками было не пробиться.

Мы с большим трудом просочились сквозь гущу человеческих тел и оказались в небольшой комнате, из которой велось управление всеми полетами, осуществляемыми на тот момент в зоне ответственности диспетчерского пункта кабульского международного аэропорта, — разруливались взлеты и посадки, происходившие здесь чуть ли не с пятиминутным интервалом. Тому, как в таком шуме и гаме удавалось пока избегать аварий, оставалось только удивляться.

Здесь же наш ташкентский знакомый, подполковник Небабин, напутствовавший нас перед этой командировкой всего несколько дней назад, теперь вдалбливал что-то через переводчика с пушту группе офицеров-афганцев. Этот опытный военный демагог ни минуты не мог прожить без того, чтобы кого-то не воспитывать или наставлять на путь истинный. Ничего не поделаешь, служба такая. Роста он был высоченного, поэтому его голова, даже когда он наклонял ее к слушателям, возвышалась над всеми остальными и, казалось, парила под низким потолком в папиросном дыму и испарениях.

— Товарищ подполковник, Станислав Кузьмич! — окликнул его я.

Он осмотрелся, но нас поначалу в людском месиве не разглядел.

— Товарищ Небабин! — У Суслика после долгого вынужденного молчания, вызванного легким шоком от общения с басистым капитаном-десантником, вдруг прорезался голос. — Мы здесь! Мы здесь!

— А, товарищи ташкентцы! — заметил он нас. — Давайте назад, на выход и подождите меня внизу.

А сам вновь обратил свое лицо к афганцам и продолжил с ними разговор, судя по выражениям физиономий слушающих собеседников и их жестикуляциям, дававшийся ему нелегко. Прошло не менее десяти минут, прежде чем двери диспетчерской вышки выплюнули наружу долговязую фигуру подполковника. Для того чтобы протиснуться в неказистый проем, он вынужден был согнуться в три погибели, дабы ненароком не зацепиться головой за притолоку.

— Лейтенанты! — Небабин дружелюбно улыбнулся и заговорил какими-то эвфемизмами. — Добре дошли, братушки! Гости постепенно съезжаются на дачу. Впервые за все время пребывания на гостеприимной земле Афганистана вижу близкие и приятные мне лица.

Он повел нас куда-то в сторону, подальше от жужжащей разноязыким многоголосьем самолетной стоянки.

— Здесь кругом уши, — объяснил он свой маневр, когда мы отошли от большого скопления, как он сам объяснил, живой силы противника, к которому он всего через два часа после пребывания на афганской земле причислил наводнивших аэропорт офицеров здешней национальной армии и тайной полиции ХАД. — И эти уши, скажу я вам, нечистые. Ох, чувствую, ребятки, вляпались мы в такую крутую кашу, которую потом будем расхлебывать чанами и корытами, но так и не расхлебаем.

— А чо? — поинтересовался Суслик, к которому в тот миг, видимо, окончательно вернулся дар речи.

— Чо, чо? Через плечо и кончик в зубы? — грязно выругался Небабин, что прежде за ним не замечалось. — Знали бы вы, с какими баранами мне пришлось только что общаться. От них в любой момент можно ожидать удара в спину. И никакой марксизм-ленинизм тут не поможет.

— Как не поможет? — удивился Суслик. — Вы же сами перед нашей поездкой за реку говорили, что они марксисты, наши классовые братья.