Карел Рихтер - Совсем другое небо (сборник)

Однако все это не давало мне возможности уснуть и уменьшало опасность того, что я мог замерзнуть во время сна. Буря была такой сильной, что мне пришлось с ней буквально сражаться. В ту ночь я затапливал раз пять, а утром, когда ветер так же быстро стих, как и начался, я сосредоточенно, будто речь шла бог весть о чем, пересчитал поленья. У меня их осталось пятьдесят штук.

«Днем топить нельзя», — решил я, так как надеялся, что опять будет светить солнце, но бледный рассвет перечеркнул все мои ожидания. Вслед за бурей пришел теплый фронт. Повалил сырой снег. Он падал на исхлестанную бурей землю большими хлопьями. Неожиданно они стали превращаться в птиц, комаров, летающие платки…

Я заморгал, но спустя минуту это состояние вновь вернулось. Я понимал, что все это галлюцинации, и в то же время чувствовал, как все вокруг меня заколебалось, завертелось и начало куда-то пропадать.

Голод? Упадок сил? Нет, не может быть. Я открыл глаза и стиснул зубы. За это время я так сильно ослабел, что даже удивился, как быстро я поддаюсь. Я посмотрел в печку. В ней еще горел огонь. Я быстро поставил на плиту ведро со снегом, потом настругал туда коры с поленьев и добавил еще несколько горстей соломы. Мне невольно подумалось, что с этого месива» желудок мой вывернет наизнанку, но через некоторое время смесь начала пахнуть, и, как мне показалось, даже приятно. Когда она вскипела, я попробовал ее пить, но тут же вскрикнул от отвращения, а те несколько глотков густого варева, которые я проглотил, сразу же вылетели обратно. Мне стало плохо, я дрожал и стонал.

Я вылил эту противную кашу и вылез наружу, на свежий воздух. Там я сделал несколько глубоких вдохов и прополоскал рот снегом. Теперь я начал осознавать свое положение. Желудок мой судорожно сжимался. Мне хотелось лечь, закрыть глаза и ни о чем не думать. Увидев, что на руки мне нападало много свежего снега, я с трудом поднялся. Рядом с крыльцом намело высокий сугроб, который доставал мне до плеча. Я решил его разбросать. Медленно сходил в дом за лопатой и начал бросать снег. При каждом броске я едва удерживался на ногах. Мышцы рук болели, но потом работа потихонечку пошла. Размеренно откидывая большие легкие куски свежего снега, я совсем не заметил, как поземка ушла за леса и ветер разорвал тучи.

Неожиданно выглянуло яркое солнце. Я взглянул на часы — одиннадцать. Я прикинул, что являюсь без вести пропавшим уже почти сорок часов. До вечера меня должны найти. Обязательно! Я хотел только одного — побыстрее покончить с этой идиотской историей. Мне было все равно, будут ли меня наказывать и расследовать причину катапультирования. Я даже подумал о том, что мне могут запретить летать. Это было бы самое страшное наказание… В ту же минуту я мыслил только о том, чтобы услышать человеческий голос, лай собаки или гул самолета, увидеть, как «миг» машет крылом и стреляет в моем направлении ракетой, давая понять, что пилот меня видит. Мне хотелось только одного — чтобы меня кто-нибудь спас.

Солнце палило все сильнее. На лбу у меня появился пот. Это не была испарина слабеющего тела, это был обычный пот от жары. Я стянул с себя куртку и вдруг подумал о том, что, воспользовавшись такой теплой погодой, я мог бы выспаться и тем самым хотя бы немного укрепить свой организм. Я принес еще один матрац, лег на него, накрылся курткой и, едва положил голову на грубое полотно матраца, уснул как убитый. Конечно же, я не слышал ничего, ровным счетом ничего, даже полета «мига» Рашки низко над срубом, а он ведь махал мне крыльями и стрелял ракетой точно так, как я мечтал. Лежа на солнце, которое буквально затопило меня теплом, я будто провалился на дно какой-то ужасно приятной бездны и лежал как мертвый.

Очнувшись ото сна, я испуганно осмотрелся. Солнце находилось уже далеко за домом. Часы показывали четвертый час. Я никак не мог сообразить, сколько же я спал. Чувствовал себя вялым. Мною овладело какое-то безразличие ко всему. Чувство голода и жажды исчезло.

Я начал надевать куртку. Руки мои тряслись. Движения были неточными. Я не ощущал никакой боли, но сознание мне подсказывало, что бесчувственность и равнодушие — самое плохое в таком положении.

Я вернулся в сруб. Там еще оставалось пятьдесят поленьев, которых должно было хватить примерно на пять-шесть часов топки, на одну короткую ночь. А что мне делать до наступления темноты? Что мне вообще делать?

Я начал ходить по помещению и заставлял себя думать. Выдержу ли я эту ночь?

Я теперь понимал, что мое положение изменилось, что это уже не рядовой случай, когда всесильная цивилизация может быстро прийти на помощь, легко найдя потерявшегося пилота. Я теперь понимал, что с самого начала многое недооценил, недооценил и силы природы, поскольку, как и тысячи людей, думал, что в современной машине, современном доме, современном городе человек защищен от природы, что человек не может быть выдан на милость морозу, голоду и жажде. Во всяком случае, надолго. И вот человеку, привыкшему преодолевать тысячи километров на высотах, где стоит трескучий мороз, неожиданно пришлось бороться за жизнь в самых прозаических обстоятельствах. Я понимал, что наступают последние, решающие часы…

— Я должен что-то сделать! Должен! — Я беспомощно слушал свой грубый, охрипший голос. — Что же делать?

«Я выдержу еще эту ночь! — так приказал я себе. — Утром зажгу сруб и буду ждать пять часов. Прогреюсь хорошенько и потом пойду. Это будет около полудня. Обмотаю себе ноги материалом из матраца — и пойду. Ничего другого не остается, так как цивилизация, всесильная цивилизация и всемогущая техника, оставили меня на бобах. И друзья тоже. И все люди на свете…»

«В дороге у тебя не будет воды, — благоразумно предупредил меня внутренний голос. — Здесь у тебя есть хоть ведро с горячей водой, которая заглушает жажду и боль в желудке… — Нет, пойду! Наплевать им на меня! А я, дурак, искал Рашку. Да, я. А вы? Что сделали вы?..»

Меня снова обуяли ярость, ненависть и, наконец, сожаление. Я уже не мог себя контролировать. Чтобы как-то успокоиться, я решил вылезть наружу и попытаться бросать снег. Казалось, лопата весила целую тонну, но мне опять стало тепло и я немного успокоился. Нет ничего хуже напрасных размышлений!..

Вытирая пот со лба, я вдруг увидел над лесом яркую звезду. Казалось, будто она висела на верхушке ели. И в эту минуту мне в голову пришла мысль: «Свет! Что, если на вершине холма зажечь свет? Его будет видно издалека… Не могли же они меня совершенно забыть… Должны меня найти… И если бы здесь…»

Свет! Но как его зажечь?

Я вернулся в сруб, пережег спичкой суровую веревку, на которой висел фонарь, и зажег его. Фонарь светил ярким желтым пламенем. Я выбрался наружу, взял свою палку и направился к лесу. Я хорошо понимал, что этот путь отнимет у меня последнюю энергию, что у меня не останется никаких сил. Я знал, что мне предстоит залезть на дерево, привязать фонарь, потом спуститься вниз и вернуться к своему пристанищу. Еще одну ночь мне предстоит клевать носом и топить, борясь со сном и усталостью.