Виктор Муратов - Перевал

Вилла «Анна Мария», словно пробка, закупорила узкий переулок почти рядом с шумной Вильгельмштрассе. Вилла уперлась колоннами в гладко отшлифованную брусчатку, образуя тупик, словно говоря прохожему: «Стой! За мной мое озеро, мой парк, мои аллеи». Перед виллой очень много каштанов. Их ветви густо переплелись. Каштаны посадили по желанию баронессы Анны Марии Берк. Она в пятьдесят три года еще надеялась, что возле ее дома разрастется парк, пусть небольшой, но похожий на Сан-Суси.

Парк действительно удался, правда без дворцов и скульптур Сан-Суси и без его знаменитых Римских купален.

Но баронессе не пришлось им любоваться. Она предоставила это своему мужу Отто Берку и сыну Клаусу. Любуется этим парком и Диана, бывшая соученица Клауса, которую полюбила баронесса когда-то просто за имя Диана, что означает лилия. Будь жива Анна Мария Берк, она в день свадьбы сама вплела бы в светлые волосы Дианы белые лилии.

Диане, очень удачно дали имя. Она была похожа на лилию и спокойной красотой, которую сама сознавала, и холодной, как у этого водяного цветка, белизной кожи лица…

У отца Дианы, генерала Генриха Хофера, парк в Потсдаме не хуже. Пускай нет в нем кавказских магнолий, вывезенных доктором Берком из Батуми, но есть тимьян, дикая фисташка, земляничное дерево, ладанник. Даже ароматичные эспарцет и акантолимон, привезенные Хофером с Крита, прижились. Только парк в Потсдаме сейчас запущен.

Своей матери Диана не помнит, отец на фронте, а старый садовник Гюнтер вечно пьян. С тех пор как Диана перешла к мужу в виллу «Анна Мария», она по-настоящему испытала материнскую заботу тетушки Поли — экономки в доме Берков. У этой женщины доброе сердце…

Клаус и Диана шли по тенистой аллее и молчали, каждый думал о своем. Клаусу было приятно идти вот так наедине с молодой женой. Иногда он останавливался и, пригнувшись, пристально всматривался в ее лицо, будто отыскивал ответ на какой-то одному ему известный вопрос. И найдя этот самый ответ, обнимал Диану и целовал ее губы, глаза, волосы, словно пытался наверстать упущенное за время разлуки.

Жизнь Дианы в эти июльские дни сорок второго года была на взлете. Вторую неделю Клаус гостит дома. После Крита он изменился — возмужал, слегка внешне огрубел, у глаз появились морщинки, они теперь четко выделялись на лице, покрытом крепким загаром. И без того светлые волосы совсем выгорели. Диане показалось, что даже глаза у Клауса изменились — наполнились густой синевой. На груди у него поблескивает Железный крест. Важный и недоступный с виду, Клаус сердцем стал нежнее, ласковее и заботливее. Даже подарки с Крита привез Диане. А этой слабости за ним прежде не наблюдалось. Он целыми днями рассказывал Диане о Гераклионе, Кании, Ретимни. И, глядя на женскую фигурку слоновой кости, на серебряную чашу из Тимбакиона, Диана представляла экзотические города Крита, горы, покрытые вечнозелеными дубами и алеппскими соснами, где сражался Клаус, где заслужил свой Железный крест.

Удивительно складывается жизнь у Клауса. Никогда он прежде не хотел быть военным. Его призвание — история. Да и на Крит он попал не для того, чтобы воевать, — хотел изучать эгейскую культуру. И Диана была довольна тем, что доктор Берк устроил Клаусу поездку на Крит. Надеялась, что Клауса минует фронт. Но, оказывается, война есть война. И на Крите пришлось Клаусу воевать, даже успел отличиться. А ведь, страшно подумать, мог и погибнуть. Вот и теперь ему предстоит поездка на Кавказ. Клаус утешает Диану тем, что едет на Кавказ не воевать, а изучать историю, культуру горцев. Клаус знает Кавказ. Он жил там до войны и часто с восхищением рассказывал Диане о Батуми, о снежных вершинах, о вечнозеленых горных лесах и о добрых, гостеприимных, очень доверчивых горцах.

Везет же мужчинам: они видят мир! Вот и отец уже прошел всю Европу, сражается в загадочной России, где-то на Дону, против романтичных казаков и пишет, что скоро будет на Кавказе. И Клаусу папаша Берк устраивает перевод на Кавказ. А ей, Диане, никто не устроит такую поездку, потому что она женщина.

— Клаус, милый, — шепнула Диана, — возьми меня с собой на Кавказ. Я бы могла… Я бы могла чем-то помогать тебе. Ну, Клаус, милый!

В ответ Клаус осторожно обнял жену.

— Наш сын должен родиться в Германии, а не в России.

Впрочем, Клаус охотнее остался бы на Крите. В душе он надеялся, что его вернут обратно на остров. Но эта надежда была слабая. Не случайно альпинистов, особенно тех, кто прежде бывал на Кавказе, отзывают с других фронтов. Очевидно, предстоят горные бои на Кавказе. Группа армий генерал-фельдмаршала Листа уже на Дону, возле Ростова. А Ростов — ворота Кавказа…

— Господин Берк! Господин Берк! — вывел из раздумья Клауса голос тетушки Поли. — Вас к телефону.

«Тетушка Поли никак не может привыкнуть называть меня по имени. Даже в детстве звала господином Берком», — подумал Клаус и бросился к дому. Звонил отец.

— Не скучаете, дети? Ну-ну. Меня не ждите. Совещание еще продлится. Потом поедем на Бисмаркштрассе. Рейхсминистр Розенберг предлагает совместный ужин, — слышал Клаус в трубке голос отца. — Езжайте в Бад-Зааров. Я приеду прямо туда. Не один. Со мной человек пять-шесть. Распорядись там, мальчик. Почему молчишь? Алло! Клаус!

— А что мне говорить?

— Верно, тебе говорить нечего. А я тебе скажу: все в порядке. Можешь готовиться к восхождению на свой Эльбрус. Но это еще не все. Есть приятные новости. Приеду — расскажу. Ты меня слышишь, Клаус? — густо рокотало в трубке. — Приготовь все для охоты. Или тебе надоела стрельба? Тогда готовь яхту, порыбачим. У меня все.

Клаус еще долго вертел в руках телефонную трубку. Как торопится папочка на свое совещание! Решается судьба сына, а у него, видите ли, совместный ужин на Бисмаркштрассе. Совещание! Обедают, ужинают да сплетнями делятся — вот и все совещания.

В стороне у окна стояла тетушка Поли. Мягкой тряпкой она вытирала широкие глянцевые листья фикуса. Листья и без того блестели, как отполированные. Конечно, тетушку Поли вовсе не интересовал в этот момент фикус. Она прислушивалась к словам Клауса. И, видя его хмурое лицо, почувствовала что-то неладное.

Она всегда волновалась за Клауса, пожалуй, не меньше, чем за своего сына Германа. Почему? Кто знает, возможно, считала Германа парнем, который тверже стоит на ногах. Хотя в это было трудно поверить. Ведь у Клауса было все: отец, всегда занимающий какой-либо высокий пост, мать — баронесса, лучшие учителя в лучших школах Берлина, от рождения и, очевидно, до самой смерти — обеспеченная жизнь.