Евгений Войскунский - Мир тесен

Что бы я делал без рассудительного, спокойного Шунтикова? Схватив письмо, я побежал к нему в санчасть. Мы внимательно прочитали и обсудили. Было ясно: надо писать в защиту Ефима. Что и кому? Я с ходу стал набрасывать текст, а Иоганн Себастьян, щуря скифские глаза, придерживал мой пылкий слог. Потом мы отправились в Пиллау к Ушкало, но в сером доме на окраине города теперь были зенитчики, а морпехота, как нам сказали, куда-то переехала. Хорошо хоть, что Сашку Игнатьева удалось найти, — он как раз собирался уезжать в Таллин, в редакцию свою. Мы отыскали его в политотделе ЮЗМОРа, и он, прочитав мой текст, стал его править, усиливая и возвышая стиль. Получилось хорошо. Да что ж говорить, Ефим Литвак действительно был одним из отважнейших бойцов Гангута. На карте Европы мы уточнили его мученический маршрут. Готенхаф был, очевидно, Гдыней, которую немцы называли Готенхафен. Авзбур — это, наверное, Аугсбург. Только Мозбург — или город с созвучным названием — мы на карте не нашли. Ну да ладно.

В канцелярии Сашка попросил служивого, сидевшего за пишмашинкой, перепечатать письмо. Мы подписались — главстаршина Игнатьев и двое старшин первой статьи, Шунтиков и я, — поставили номера своих войсковых частей. Три гангутца написали в защиту четвертого, попавшего в беду. Правильно? Правильно.

На почте, отправив письмо в Москву, в Министерство обороны, мы простились с Сашкой и пошли по Гвардейскому проспекту к себе в Квакенбург. Солнце жарило вовсю. Вдоль проспекта черный паровоз, пыхтя, тащил к станции состав. Возле военторговской столовой, недавно открытой в конце Гвардейского проспекта и почему-то получившей у здешних остряков прозвище «Аддис-Абеба», мы нагнали невысокого плотного старшего лейтенанта. Он снял фуражку и вытер платком плешь, увенчанную надо лбом одиноким хохолком.

— Здравия желаю, товарищ старлей! — гаркнул я обрадованно.

— А, это ты, — сказал Виктор Плоский. — Вечно попадаешься по дороге.

Он поздоровался за руку со мной и с Шунтиковым и предложил зайти в столовую поужинать. Шунтиков отказался и потопал дальше к переезду. А мне хотелось поговорить с Виктором. Мы вошли в полутемное помещение «Аддис-Абебы» и сели за столик, накрытый зеленой клеенкой.

— Ну что, — спросил Виктор, положив фуражку на угол стола, — отвоевался, трюфлик?

Я засмеялся, услышав давнее прозвище. С удовольствием смотрел на старого друга, насмешливо пошевеливающего тараканьими, вновь отращенными усами. Как здорово, что мы выжили и вот встретились в городе Пиллау под горячим солнцем наступившего мирного времени. Коренастая официантка подала нам твердые, холодные котлеты с теплой тушеной капустой и компот.

— Слава военторгу, — проворчал Виктор, с трудом вонзив в котлету вилку. — Ну что, когда в Питер? Или собираешься еще послужить отечеству?

— Собираюсь, — кивнул я, осторожно пробуя котлету. Вкус у нее был примерно как у телеграфного столба. — Понимаешь, какое дело, я теперь отец семейства, у меня сын родился.

— О-о! — Впервые за годы, что я знал Виктора Плоского, он выглядел удивленным. — Когда ты успел? С тебя причитается выпивка. Нет, не сейчас. Когда в другой раз встретимся.

— А где мы встретимся? — спросил я.

Но он, усердно жуя котлету, оставил вопрос без ответа. Я продолжал развивать мысль: поскольку у меня теперь семья, вправе ли я вернуться на учебу в университет? Невозможно ведь жить на стипендии — мою и жены. Так? Значит, надо идти в офицеры.

— Как посоветуешь, Виктор?

— Фу! — Он, положив вилку с недоеденной котлетой, расстегнул воротник кителя, вытер потную шею. — Аж скулы сводит от тяжелой работы. Чего тут советовать? Иди в военно-морское училище.

— Понимаешь, мне как-то… ну, не очень хочется…

— Тогда не иди, — сказал он спокойно.

— Вот теперь, когда ты посоветовал, мне все стало ясно. Спасибо. — Я тоже отвалился от стола, признав свое поражение в схватке с военторгом. — Виктор, я получил письмо от твоего братца. У него трудности с устройством на работу.

— Знаю.

— Нельзя ему помочь?

Виктор Плоский медленно, с видимым отвращением ел тушеную капусту и не выказывал намерения ответить на мой вопрос. Не нравилась мне эта его манера. Ужасно хотелось узнать, что теперь делает Виктор в своей жизни, полной, как я думал, захватывающих приключений. Но, конечно, не стал спрашивать. Не положено. Я тоже принялся за капусту и снова — в сотый раз — стал обдумывать предложение, сделанное Бухтояровым.

На днях, когда я зашел к нему в политотдел, он, порывшись в ящике стола, извлек бумагу и прочел вслух, что ВИИЯЗ — военный институт иностранных языков — объявляет набор слушателей и просит рекомендовать из числа военнослужащих кандидатов с полным средним образованием, с достойным общественным лицом — ну и так далее. «По-моему, ты подходишь, Земсков, — сказал Бухтояров. — Образование есть. Член партии. Боевой катерник, комсорг отряда. Подходишь вроде. Или хочешь вернуться на истфак?» Я коротко изложил свои сомнения: конечно, надо возвратиться к прерванной учебе, но у меня теперь семья… «Вон какой ты быстрый, — заулыбался Бухтояров. — Ну что ж, о семье надо думать в первую голову. В общем, подумай, Земсков. Только не тяни, ясно?»

И вот я думал…

— Я ему помог, к твоему сведению, — сказал вдруг Виктор, отпивая компот из граненого стакана. — Бежавшие из плена проверяются жестко. А я засвидетельствовал, что Андрей не был в Кейле.

— Не был — где?

— Ну… — Он в раздумье помедлил. — В общем, речь о шпионско-диверсионной школе, в которую немцы вербовали наших военнопленных. Некоторые не выдерживали, шли. Такая школа была на мызе близ Кейлы. Ну… мы разузнали… Между прочим, кое-кто из твоих гангутцев пошел в эту школу.

— Не может быть, — сказал я, неприятно пораженный.

— Как был трюфликом, так и остался, — сердито проворчал Виктор. — Получите с нас, — подозвал он официантку, — за исключительно вкусный и питательный ужин.

Мы вышли из «Аддис-Абебы» на одуревший от жары Гвардейский проспект. Паровоз с лязгом тащил товарные вагоны обратно, в сторону Кенигсберга.

— Значит, — сказал я, — когда мы вас сняли с эстонского берега, ты шел из этой Кейлы…

— Удивительно догадливый ты малый. — Виктор насмешливо шевелил усами. — Лет через семьдесят, глядишь, и догадаешься, что делают разведчики в тылу противника. Тебе в какую сторону?

— Виктор, погоди. Андрей вот что еще пишет. Нашелся Ефим Литвак, я тебе о нем рассказывал. Один из лучших бойцов Гангута. Его сильно измолотили после нескольких побегов, и он теперь немного… ну, заговаривается… не может за себя постоять. Доказать не может, что воевал в десантном отряде. Ты бы не мог засвидетельствовать, что и Литвак…