Владимир Казаков - Артиллерия, огонь!

Большие трудности создавала артиллеристам местность: высокий правый берег Дона, кое-где возвышавшийся над левым на 60–80 метров. Со своих наблюдательных пунктов противник мог просматривать наше расположение на большую глубину и видеть все как на ладони. В то же время его оборона была почти полностью скрыта от наблюдения высоким берегом, что создавало большие трудности для разведки.

Чрезвычайно сложным оказалось передвижение артиллерии по открытой, безлесой местности. К тому же дороги были очень плохие. Поэтому тракторы и автомашины двигались медленно и часто выходили из строя. Не лучше обстояло дело с передвижением орудий на конной тяге. Когда-то сильные артиллерийские кони превратились в клячь, до того они были измучены. Артиллеристы сами нередко впрягались вместе с лошадьми и на лямках, напрягая силы, метр за метром тянули свои орудия вперед по размытым дорогам.

Очень трудно было укрыться на открытой местности, почти лишенной растительности. Маскировка и оборудование позиций требовали от артиллеристов большой выдумки, инициативы и подлинного искусства. Не так-то легко было замаскировать даже обыкновенные землянки для укрытия личного состава от непогоды. И все же это делалось, и никому никакой скидки на трудности не давалось.

На участках прорыва было развернуто более 400 наблюдательных пунктов командиров батарей, дивизионов и полков. Если считать, что на каждом наблюдательном пункте одновременно вели разведку только два наблюдателя, то и тогда получается, что за противником неотрывно следили около тысячи пар глаз, вооруженных биноклями и стереотрубами.

Многие артиллерийские командиры незадолго до рассвета высылали разведчиков в нейтральную зону, на те участки, которые не просматривались с наблюдательных пунктов. Разведчики пробирались поближе к расположению противника и там тщательно маскировались. На голой степной местности это было делом не только весьма сложным, но и опасным. Свою неприметную, но героическую работу артиллерийские разведчики начинали с рассветом и заканчивали поздно вечером. Под покровом темноты они возвращались к своим командирам и докладывали о результатах наблюдений.

Мне бы хотелось, чтобы читатель представил себе, что это был за труд и каким мужеством и умением, какой выносливостью и выдержкой должен обладать солдат или сержант, способный один, прикрывшись за каким-нибудь кустиком, неподвижно лежать 12–15 часов в 40–50 метрах от проволочных заграждений врага. И не просто лежать, а смотреть, замечать и запоминать все, что делается у противника, чтобы затем вернуться ползком обратно и обо всем точно доложить.

Тогда под Сталинградом эти действия бойцов считались обычными. Да и сами разведчики не думали, что они делали что-то выдающееся. А ведь каждый из них был подлинным героем.

Мне приходилось беседовать со многими воинами, вернувшимися с «нейтралки». Большинство без всякой рисовки уверяло меня, что это — привычное и не такое уж опасное дело. Помню, один разведчик — молодой московский рабочий, придя поздно вечером из нейтральной зоны, очень толково доложил о разведанных целях и о поведении противника. На мой вопрос — не тревожно ли было? — ответил:

— Когда в первый раз ходил, верно, тревожился я, было. А теперь нет. Я еще днем присмотрел несколько подходящих местечек — воронок, кусточков, бугорков, чтобы с наступлением темноты двигаться уверенно. Примерно за час до рассвета я добрался до своего НП, устроился как следует. А когда рассвело — фашист передо мной как на ладони. Смотрел за ним внимательно, все запоминал. Даже вот схему нарисовал. Одно плохо — курить до смерти хочется. Но ничего, — закончил он очень спокойно и деловито. — Раз надо, так надо. Что ж поделаешь!

Если б он знал, как командиры и товарищи целый день за него беспокоились, нервничали, не выдаст ли он себя каким-нибудь неосторожным действием и не попадет ли в лапы к фашистам.

Не раз я восхищался искусством и поразительной наблюдательностью наших разведчиков. Многие из них знали, что и где находится у противника, пожалуй, не хуже, чем хозяйка знает все, что у нее в квартире и на кухне. Стоило только спросить такого разведчика, что делается на его участке, и он во всех деталях тут же знакомит вас со своим «хозяйством». У него точно можно узнать не только то, где и какая цель обнаружена — пулемет, наблюдательный пункт, блиндаж или еще что-либо в этом роде, но и историю каждой цели: когда она появилась, чем замаскирована, для чего предназначена.

От взора опытного артиллерийского разведчика не ускользало ни малейшее изменение на участке, за которым он наблюдал. Появившаяся едва заметная полоска земли, легкий дымок, что вьется за бугорком, и многое другое — все это запоминалось или заносилось в журнал наблюдения. По каждому, на первый взгляд незначительному изменению обстановки опытный артиллерийский разведчик делал безошибочные выводы о характере действий противника, догадывался интуитивно о его намерениях. Побывав на таких наблюдательных пунктах и побеседовав с артиллерийскими разведчиками, можно было составить достоверное мнение о поведении противостоящего противника.

Особую роль играла в наших условиях звуковая разведка. Ее подразделения, вооруженные специальной аппаратурой, были способны определять по звуку выстрелов расположение артиллерийских батарей противника, не видимых с наземных наблюдательных пунктов. Именно с их помощью нам удавалось достаточно полно вскрывать группировки вражеской артиллерии.

Если артиллерийским штабам пришлось затратить много труда на организацию разведки, то не меньше сил и времени потребовалось им на планирование огня и использование артиллерии в предстоящей операции.

В 1942 году родилось новое понятие — артиллерийское наступление. Оно впервые было сформулировано в начале года и сыграло большую роль в разгроме врага.

Поскольку это очень важная веха в развитии артиллерии, коротко расскажу об артиллерийском наступлении.

Основная идея его заключалась в сосредоточении на участках прорыва основной массы артиллерии, имеющейся на фронте армии. Своим огнем артиллерия должна была сначала подготовить атаку, а затем оказывать непрерывную поддержку наступающим войскам — пехоте и танкам, сочетая свой огонь с их движением. Чтобы придать артиллерийскому наступлению определенную стройность, его расчленили на три периода: артиллерийская подготовка атаки; поддержка атаки; сопровождение пехоты и танков при бое в глубине обороны противника. Такой порядок требовал большой подготовки и высокой организованности. К участкам прорыва стягивались тысячи орудий и минометов, которые предстояло принять, распределить между армиями и дивизиями, расположить на местности, обеспечить достаточным количеством боеприпасов.