Георгий Савицкий - Яростный поход. Танковый ад 1941 года

Бомба, поставленная на дистанционный подрыв, отличается исключительно высокой чувствительностью к внешним воздействиям. «Schmetterling» SD-2B с взрывателем-ловушкой фактически являлась первой в мире дистанционно устанавливаемой противопехотной осколочной миной с самоликвидацией. [35] Примечательно, что после Второй мировой войны американцы приняли на вооружение бомбу-мину SD-2 «Schmetterling» именно как авиационную систему минирования под названием «Butterfly» («Баттерфлай»), а бомбе-мине SD-2 присвоили наименование М-83.

Взрыв в зависимости от установки происходит в воздухе через определенное время после отделения от кассеты — примерно через три секунды, либо от удара в момент касания земли. Время приведения в боевое положение: три — три с половиной секунды с момента начала вращения ветрянки.

«Семена смерти» делали свое страшное дело с немецкой точностью. Снопы осколков на высоте примерно в полсотни метров, направленные сверху вниз, выкашивали людей, взрывали грузовики, переворачивали телеги с имуществом. Серия мелких бомб разорвалась прямо над палаткой госпиталя с большим белым полотнищем с красным крестом.

Вторая серия «Schmetterling» сработала при ударе о землю, подняв фонтаны земли, огня и дыма. Смерть стальной косой осколков собирала обильную жатву.

Ударные волны расшвыривали посеченные в кровь тела, дико кричали раненые, ржали кони, порвавшие постромки артиллерийских передков… Паника охватила всех на небольшой железнодорожной станции под Тернополем. Каждым взмахом своих стальных крыльев «бабочки» уносили десятки жизней. И спастись от них было невозможно.

Снизившись до бреющего полета, обнаглевшие «стервятники Геринга» расстреливали людей с бреющего полета. В прозрачном носовом остеклении кабины штурмана трепетал язычок дульного пламени пулемета.

И свинцовые осы смертельно жалили людей, не разбирая, где военные, а где гражданские.

Также неожиданно, как и появились, «бомберы» с черными паучьими крестами на крыльях растворились в облаках…

Танкисты выбрались из окопчика, отряхивали форму, переговаривались вполголоса, словно бы боялись, что немецкие летчики услышат их и вернутся.

К ним подбежал вестовой.

— Товарищ лейтенант, вас вызывают в штаб вместе с экипажем.

— Сейчас идем.

Штаб располагался в блиндаже возле железнодорожной станции. Вокруг царили хаос, смерть и разрушение. Мимо танкистов санитары и просто местные жители несли на носилках убитых и раненых. Солдаты и мобилизованные гражданские засыпали воронки от бомб, разбирали завалы.

Взрывы разбили несколько вагонов санитарного эшелона, и среди обломков вповалку лежали тела пациентов и врачей, до конца исполнивших клятву Гиппократа. И это было самым страшным — видеть убитыми беззащитных, ведь не броня их защищала, а белые халаты, которые сейчас алели от крови.

Перед входом в штабной блиндаж, занавешенным плащ-палаткой, дорогу танкистам преградил часовой:

— Пароль?

— Днепр.

— Проходите, — красноармеец, совсем еще мальчишка, взял винтовку «на караул».

В блиндаже было накурено так, что хоть топор вешай. Командиры что-то отмечали на картах. За выгородкой из плащ-палаток радисты выстукивали сообщения азбукой Морзе. Майор орал в трубку полевого телефона.

— Да перестань ты, — одернул его комкорпуса с красными от недосыпания глазами. — На линии обрыв. Или осколком перерезало, или диверсионная группа поработала.

— Товарищ комкор, по вашему приказанию прибыли!

— Лейтенант, разведка докладывает, что разведывательный батальон гитлеровцев, усиленный танками и пехотой, прорвался через наши позиции. Если они подойдут сюда — будет мясорубка. На станции сейчас много раненых и гражданских. Нужно задержать немцев и сковать их во что бы то ни стало. Боеспособных танков у нас мало, но еще меньше командиров. Много народу полегло. Я повышаю тебя в звании, старший лейтенант Горелов. Бери людей, технику из числа исправной, землю грызи — но немцев задержи! Не справишься, смалодушничаешь — расстреляю!

Красный командир замолчал, поняв, что хватил лишку. Какое, к чертовой матери, «расстреляю»?! Немцы придут — всех к стенке поставят… Нервы ни к черту! А паренек-то ничего, держится молодцом старший лейтенант.

Командиров и правда много погибло в этом жестоком и яростном приграничном сражении. Командующий 15-го мехкорпуса Игнатий Иванович Карпезо был контужен во время авианалета бомбардировщиков на штаб корпуса в районе селения Топорув. Тридцатого июня в ходе боев за Дубно погибли комиссар 67-го танкового полка Иван Константинович Гуров и начальник штаба 68-го танкового полка капитан Абрамихин. Командир 34-й танковой дивизии полковник Васильев и заместитель командира по политчасти полковой комиссар Немцов попали в окружение под Большой Мильчей и пропали без вести. Советские командиры разделили участь своих подразделений, они сражались до последнего патрона, последней капли крови и погибали с поднятой головой. Щепетильные в вопросах чести немецкие офицеры не могли не отметить это и уважали своего противника.

— Есть, товарищ командир! Врага не пропустим.

— Собирайте под свое командование необходимые силы и выдвигайтесь на позиции. Мотоброневагон НКВД поддержит вас огнем.

— Служу Рабоче-Крестьянской Армии!

Новоиспеченный старший лейтенант вместе с повышением взвалил на себя еще и тяжелый груз ответственности: и за подчиненных ему людей, и за тех, кого он теперь был обязан защитить. Война выбрала его, и теперь он должен либо оправдать этот выбор, либо погибнуть, но не ранее, чем выполнит приказ!

Танкисты вернулись в расположение части. Их «Клим Ворошилов» уже был отремонтирован, о чем доложил теперь уже старшему лейтенанту Горелову механик-моторист Олег Астафьев.

— Боекомплект загружен полностью, пушка и мотор проверены.

— Ясно!

Ворчливый старшина Стеценко, не уверившись в словах механика-моториста, сам проверил двигатель и трансмиссию.

А старший лейтенант Николай Горелов собрал командиров подчиненной ему бронегруппы и пехоты. Кроме его тяжелого танка в состав сводного подразделения вошли две «тридцатьчетверки», один артиллерийский танк Т-26А, пара легких броневиков БА-20. Две изрядно потрепанные роты пехоты придавались бронетехнике для прикрытия.

Среди пехоты были и красноармейцы, и солдаты НКВД, и пограничники, и даже летчики, оставшиеся без своих самолетов. Синие, зеленые, красные, малиновые петлицы на потрепанной военной форме. И совершенно разные люди, которые носят эту форму. И сейчас цвет петлиц мало значил по сравнению с цветом крови, которая у всех одна — алая, как звезды Кремля.