Виктор Носатов - Фарьябский дневник. Дни и ночи Афгана

Очерк, как бы ведет читателя все дальше и дальше, через ранение героя, прожитые им трудности и невзгоды, показывает его разносторонний талант, его гражданскую позицию после увольнения из армии, а затем… финал. Герой погиб ранее, а все последующее вымысел писателя. Так неожиданно и просто, но в то же время так тяжело. Что-то обрушивается на читателя. И невольно задумываешься: погибает человек и вместе с ним уходит в небытие целый мир. После этого как-то по другому воспринимаешь нынешнюю действительность, когда человеческая жизнь все больше и больше обесценивается.

С большим интересом читается очерк, повествующий о том, как советские воины по просьбе местных жителей вспахали на боевой машине огромное поле.

Здесь зримо и убедительно просматривались два мира, два образа жизни. С одной стороны — соха (железных плугов не было), с другой — современный бронетранспортер. С одной стороны доведенные до отчаяния войной афганцы, с другой «шурави», пришедшие сюда, чтобы«…землю в «афгане» крестьянам отдать!»

Только такими примерами советские воины могли убедить дехкан в том, что они их друзья, а это на войне едва ли не самый решающий фактор в борьбе с оппозицией. Так советские воины не на занятиях, а на деле познавали чувство истинной дружбы и интернационализма. И когда боевики хотели напасть на советскую базу, то местные жители удержали душманов от этого шага, мало того, заставили их сдаться.

В последующих главах идет рассказ о военном докторе Алексее Пинчуке. Значительное место посвящено рассказам о защите местного населения от душманов. О разминировании населенных пунктов, о том, как постепенно происходил перелом в сознании местного населения по отношению к советским воинам. С интересом читаются строки раздела «Сахиб» в котором писатель рассказывает о зарождении дружбы пограничников с личным составом Царандоя.

Рассказ посвящен афганскому офицеру оперативного батальона капитану Сахибу с которым автор случайно встретился, а затем и подружился. Это дало многое писателю и, прежде всего, вникнуть во внутренний мир офицера познакомиться с его жизненным путем, который начался с тяжелого крестьянского труда.

Через дружбу с Сахибом удалось лучше познать жизнь и характер афганцев, понять их духовный мир и причину их активного выступления против душманов.

Хотелось бы отметить очень удачный прием писателя, примененный в произведении, суть которого состояла в том, что ему удалось расположить к себе Сахиба, а он оказался прекрасным рассказчиком. Повествуя о своей жизни, о жизни своих близких и друзей он вольно и невольно рассказал об Афганистане, о многих людях своей страны.

До чего же порой непредсказуемые фортели выкидывает старушка — история, лишь только начинаешь попристальней рассматривать дела давно минувших дней. Удивительно, но факт, что между событиями, происходящими в Афганистане на протяжении нескольких последних столетий, и присутствием там российских полпредов, прослеживается самая, что ни на есть трагическая связь. Впрочем, не будем забегать вперед — история любит последовательность и точность изложения и не нам менять нрава этой привередливой, но беспристрастной дамы…

Пройдет еще не один десяток лет, прежде чем ученые поставят последнюю точку в исследованиях происхождения афганских войн, а также посильного участия в них России, а затем и СССР. Хотя многие уже сегодня хотят получить ответ на вопрос — кто виноват, и что делать? имея в виду войну 80-х годов нынешнего столетия. Ответы на эти вопросы звучат, зачастую, самые противоположные, все зависит от того, из чьих уст они звучат. Кабинетные исследователи говорят и пишут одно, а те, кто смерти в лицо смотрел, да пыль афганских дорог глотал — совсем другое. Кто же из них прав? Правы и те и другие, потому, что каждый видит Афганистан со своей «колокольни», зачастую анализируя российско-афганские отношения лишь нескольких последних десятилетий. Всестороннее же осмысление еще не до конца окончившейся войны (а это ярко иллюстрируют трагические события, происходящие в Афганистане и на таджикско-афганской границе до сих пор) требует от каждого, желающего докопаться до истины, самого досконального изучения причинно-следственных связей приведших к ней. Изучение это должно идти вглубь и вширь.

Вглубь — в специфику афганских дел, нашего понимания этой страны, ее истории, особенностей национального характера. Ведь это наш сосед на веки-веков, а соседей, как говорится — не выбирают.

Вширь — в нашу собственную давнюю и не давнюю историю, подход к мировым делам, теорию, практику и этику внешнеполитической деятельности.

Без всего этого мы уподобимся человеку, который, поскользнувшись и ушибив при падении голову об угол дома, начинает бешено колотить этот злосчастный угол кулаками, вместо того, чтобы посыпать скользкое место песком. Ибо нашей реальной проблемой в 1979 году был не Афганистан, а мы сами.

При серьезном анализе восточных архивов, не вызывает сомнений тот факт, что «индийской мечте» не два века от роду, а гораздо больше, что у нее довольно глубокие корни. Вспомнить хотя бы известные со времен Древней Руси предания о «велицей реце Ганге, яже из Рая течет», о сказочном Индийском царстве, праведном, изобильном, чудесном, где «нет ни вора, ни разбойника, ни завистливого человека, потому что земля полна всякого богатства».

Так уж получилось, что с самого начала своего зарождения, Афганистан стоял на пути имперских устремлений России к Индийскому океану. Деловой интерес к далекой и сказочно богатой Индии со стороны главных Российских купцов — царей, начало проявляться в XVII веке. Еще тогда Московия стремилась к постоянной, систематической связи со странами Востока.

Де-Родес (рижский купец) предлагал боярину Милославскому, тестю царя Алексея, организовать кампанию из крупных европейских коммерсантов, которая, пользуясь русской дорогой, захватила бы в свои руки всю персидскую торговлю не одним шелком-сырцом, а, кстати, и долю торговли с Индией и Китаем. Только неспокойная обстановка в государстве российском не позволила купцам осуществить свои замыслы.

Вплотную к воплощению идеи Де-Родеса российское купечество подошло лишь в период правления Петра Великого. Только-только провозглашенная империя нуждалась в новых землях и товарах. Поход Петра I, осуществленный на нескольких судах по Каспию из Астрахани к персидскому побережью, наряду с другими целями, преследовал и такую, как проведение рекогносцировки, результаты которой император намеревался использовать при подготовке индийского похода. По сохранившимся сведениям, в беседе с морским офицером Соймоновым 27 июля 1722 года Его Величество в следующих словах объяснил ему политическую цель грандиозной Каспийской операции: «Был ты в Астрабадском заливе? Знаешь ли, (что) от Астрабада до Балха и Бадакшана на верблюдах только 12 дней ходу. Там, в сей Бухарии, сердцевина всех восточных коммерций… И видишь ты горы и берег подле оных, до самого Астрабада простирающихся… И тому пути никто мешать не может». Из этих слов явствует, что еще тогда на заре своего царствования Петр I устремлял свой пристальный взгляд вглубь территории стран Среднего Востока. Недаром уже 23 августа 1722 года Сенат приветствовал его военные успехи на Каспийском море не иначе как вступление на «стезю Александра Великого [1] Александр Великий — Александр Македонский. », тем самым не двусмысленно намекая на поход последнего в Индию.