Василий Чуйков - Гвардейцы Сталинграда идут на запад

Общевойсковые командиры полагали, что чистым прорывом должно считать прорыв обороны противника на всю ее тактическую глубину, то есть захват всех траншей и позиций полосы обороны, занятых людьми и техникой противника.

Командиры подвижных соединений часто перед вводом в бой механизированных соединений начинали споры — открыт ли для них чистый прорыв. А в бою была дорога каждая минута.

Сошлюсь на пример с вводом в бой 1-го гвардейского механизированного корпуса И. Н. Руссиянова во время боев в районе Голой Долины, боев тяжелых, жестоких.

Стрелковые части 8-й гвардейской армии с упорством и мужеством атаковали противника, но никак не могли прорвать его оборону из-за недостатка в боеприпасах и танков непосредственной поддержки пехоты. Чистого прорыва не было. Стрелковые части осуществили только глубокую тактическую вмятину во вражеской обороне. Малиновский приказал Руссиянову вводить корпус в бой. Руссиянов корпуса в бой не ввел, объяснив впоследствии, что корпус не изготовился для наступления.

Механизированные соединения создавались не для того, чтобы прорывать оборону, а для того, чтобы решать большие оперативные задачи после прорыва в тылу у противника. Но где в процессе самого боя найти весы, на которых можно было бы определить, есть ли чистый прорыв или только образовалась тактическая вмятина?

Чистого прорыва не было в Голой Долине, но противник был крепко побит и отходил с боями, нужно было еще одно усилие, и его оборона разлетелась бы вдребезги, и корпус пошел бы по тылам.

Командиры механизированных соединений считали, и это мнение широко распространялось среди танкистов, что общевойсковые соединения должны прорвать не только подготовленную в инженерном отношении оборону. Если в оперативной глубине обороны противника на пути механизированного соединения за оборонительной полосой появлялись автоматчики или обнаруживалась артиллерийская позиция противника, они считали, что вошли не в чистый прорыв, что они допрорывали или даже сами прорывали оборону противника.

В идеале действительно необходим чистый прорыв. Ну, а если пройдены одна, вторая траншеи, преодолены одна за другой все полосы обороны, но противник подтягивает или уже подтянул резервы, — разве подвижные танковые соединения не должны ринуться в прорыв и вступить во встречные бои с резервами противника?!

Думаю, что теоретическое положение о вводе в бой механизированного соединения на практике, в момент ведения боя должно быть не категорическим и решаться с учетом обстановки. В этом и состоит взаимодействие различных родов войск.

Считаю, что чистым прорыв будет, если стрелковыми частями прорвана полоса обороны, состоящая из инженерных сооружений, насыщенных оборонительной техникой и людьми. Все, что может встретиться за этой системой — все, что будет брошено против механизированных соединений из оперативной глубины, все это прямого отношения к линии обороны не имеет и должно подавляться частями, введенными в прорыв, совместно или при поддержке общевойсковых соединений.

…После обеда Василевский пригласил нас на совещание о дальнейших задачах 8-й гвардейской армии и конно-механизированной группы И. А. Плиева. Ближайшей задачей маршал Василевский ставил перед войсками фронта форсирование Южного Буга и освобождение Одессы. Конечной целью операции намечался выход наших войск на реку Днестр.

8-я гвардейская армия должна была прорвать оборону противника по правому берегу Южного Буга и создать условия для ввода в бой подвижной группы Плиева.

С этой задачей мы разъехались по своим командным пунктам.

По приезде на свой КП в Новую Одессу, я созвал расширенный Военный совет армии, на который были приглашены командиры корпусов, дивизий и их начальники штабов. Обсуждали задачи армии и приняли решение: растянуть одну дивизию для прикрытия по всему фронту армии, а все остальные силы сосредоточить в районе Троицкое — Касперовка и форсировать реку на участке Троицкое — Андреевка.

Что нам давало такое форсирование и наступление?

Во-первых, наша артиллерия имела возможность собрать средства поддержки пехоты в боях за плацдарм на правом берегу. Во-вторых, из-за недостатка в переправочных средствах для тяжелой техники, под прикрытием сосредоточенного огня артиллерии и авиации мы могли навести мост.

Для одного моста еще можно было каким-то образом собрать строительные материалы, хотя с ними в этом безлесном районе было очень трудно.

В-третьих, на этом участке, несмотря на подъем воды в лимане, нам удалось все же сохранить за собой небольшой плацдарм в районе Андреевки на правом, западном берегу против Троицкого.

Взвесив всю сложность действий в этих обстоятельствах, сложность передвижения на узком участке фронта, мы в штабе армии тщательно разработали план мероприятий по обеспечению боевых действий. Я подписал приказ с утра 26 марта армии силами 29-го и 4-го гвардейских корпусов форсировать Южный Буг, прорвать оборону противника с Андреевского плацдарма и перейти в решительное наступление в общем направлении Карлсруэ — Ландау.

Противник, мобилизуя все последние силы и средства, старался задержать наше наступление в весеннюю распутицу на крупных водных рубежах. Но чувствовался моральный и физический упадок сил немецких войск, они не выдерживали атак нашей пехоты, начали откатываться на запад. Танков у противника на этом участке не было.

К 29 марта войска армии вышли на рубеж: Киево-Александровка, Песчаный Брод, Шнроколаповка.

31 марта к 16 часам войска армии вышли на следующий водный рубеж — Тилигульский лиман.

Стрелковые части продвигались достаточно быстро, не давая возможности оправиться противнику после Снигиревского разгрома. Но все еще приходилось натыкаться и на организованную оборону в укрепленных опорных пунктах.

Нужна была артиллерия, нужны были танки, но они еще не начали переправляться.

В районе Троицкое днем и ночью сооружался мост с пропускной способностью в 16 тонн. Шутка сказать, перемахнуть мост через все русло Южного Буга в момент его весеннего разлива. И вот осталось каких-нибудь пять метров пролета. Все строительные материалы, которые могли годиться на строительство моста, были уже пущены в ход. На краю поселка Троицкое саперы обратили внимание на добротный дом. Решили его разобрать и бревна пустить на перекрытия. Но их ожидал неприятный сюрприз. Сняли штукатурку, а под ней оказались не бревна, а глина. Каркас состоял из легких и непрочных деревянных деталей. На строительство моста они не годились.

А у переправ уже скопились тысячи повозок, огромное количество боевой техники, грузы с продовольствием и боеприпасами. Наши саперы измучились. Они промокли, продрогли, но достроить мост было нечем.