Коллетив авторов (под редакцией Г. И. Василенко) - Окопники

Когда мы зашли сюда впервые, дядя Вася несколько раз прокричал ей: «Будем жить у вас». Она ответила невпопад: «Дочка моя Анфиса в лесу дрова пилит. Девка удалая, красивая, песни поет. Скоро вернется…» Но Анфиса не возвращалась, и мы с дядей Васей постепенно взяли на себя все заботы по дому: топили печь, носили воду, грели себе и бабке чай, с наступлением вечера зажигали нами же сделанную лампу из гильзы снаряда.

Однажды решили устроить банный день. Дядя Вася отправился искать баню. Вернулся он в благостном настроении, громогласно объявил с порога:

— Собирайся, пойдем париться.

Я впервые попал в деревенскую баню, топившуюся по — черному. А дядя Вася забрался на полок, прихватив березовый веник, и командовал оттуда:

— Поддай пару!

Я плескал воду на раскаленные камни; пар обжигал нос и уши, а на полке слышались только блаженное покряхтывание да шлепки веником.

Наконец дядя Вася слез с полка, посоветовал:

— Намывайся на целый год вперед. На передовой будешь только потеть, а помыться, может, до лета не удастся. Не раз вспомнишь этакую благодать.

Сам дядя Вася из бани шел пошатываясь. Протоптанная в снегу дорожка привела нас прямо в дом молодой, полногрудой, краснощекой женщины, как потом выяснилось, Анфисиной подруги. По сравнению с нашим жильем этот скромный, но опрятный крестьянский дом показался мне сказочным чертогом. На окнах висели белые занавески, стол накрыт скатертью, в простенках — две фанерки, на которых деревенский художник попытался воспроизвести картины Шишкина.

Хозяйка сразу пригласила нас к столу. А там чего только не было! И белоснежная квашеная капуста, пересыпанная морковкой. И соленые огурцы. И яичница, поджаренная на сале, от которой валил такой аромат, что я был готов тотчас схватиться за вилку.

Дядя Вася не торопился, долго причесывался у маленького зеркальца. Я заметил, как он по — свойски подмигнул хозяйке. Такое его поведение мне не понравилось. И уж совсем покоробило, когда дядя Вася сказал:

— Ну что ж, Дусенька, угощай воинов.

Какие мы воины? Просто сторожа. Фронт отсюда так далеко, что даже фашистские самолеты нас не тревожат. Тяготясь этим, я уже не раз просил командиров частей, проходивших через эту деревню, прихватить меня с собою, но каждый раз вмешивался дядя Вася, стращал трибуналом: «Нельзя бросить охрану боеприпасов! Знаешь, что бывает по законам военного времени, если ты оставишь боевой пост? Сиди и не рыпайся!»

После бани и сытного обеда он снова принялся внушать мне ту же истину. Я отмалчивался.

Выйдя задами к подворью Лукерьи Мироновны, — так величала Дуся нашу глухую бабку, — первым делом про

извели тщательный осмотр склада. К нему никто не приближался. Зато в избе нас ждал сюрприз: приехала Анфиса — здоровенная женщина с рыжими, почти красными волосами. Она мыла горячей водой пол. Из ведра валил пар. В печи бушевал огонь.

— Проходите, проходите, — заторопила нас рыжая великанша.

Перед ней даже дядя Вася оробел: мы прокрались вдоль стенки и уселись на скамейку у окна.

К вечеру пожаловала Дуся, принесла, якобы подружке, кувшин молока.

— Долго ты еще там будешь? — спросила она Анфису.

— Ни конца, ни края не видать, — ответила та. — Пилим, грузим, возим… А как трудно‑то бабам грузить бревна! Надька чуть не померла. Что‑то у нее внутри оборвалось от тяжести. Упала и катается по снегу, а мы обступили ее и не знаем, чем помочь. До больницы ведь ехать да ехать. Однако свезли… Вот так и. живем. Одни бабы в лесу. Хоть бы какого завалящего мужика для порядка приставили.

— А возьмите меня, — предложил дядя Вася. — Я враз порядок наведу.

Анфиса посмотрела на него оценивающим взглядом, сказала деловито:

— Такого можно…

И залилась тоненьким смехом, так не вязавшимся с ее мощной фигурой.

— Как, товарищ старший сержант, отпустишь меня?. — продолжал игру дядя Вася.

Я ответил его же словами:

— А что бывает по законам военного времени, когда оставляют боевой пост?

— Видите, какой у меня начальник, — обратился он к женщинам. — Комсомольцы все такие: с характером. А раз так — непременно свернем шею фюреру.

— Ой, не скоро это будет, — снова опечалилась Анфиса. — Сколько уже люда прошло через нашу деревню, и все на фронт, на фронт… Конца края не видно.

Разговор на этом зам^). Дядя Вася поднялся с лавки и заходил в задумчивости, мягко ступая в белых шерстяных носках домашней вязки. Потом надел валенки и пошел провожать Дусю.

Анфиса тотчас принесла из сарая соломы, постелила на полу, сказала, что это для нас с дядей Васей постель. Я поблагодарил ее и улегся.

Анфиса потопталась за перегородкой, а затем, к моему удивлению, тоже прилегла на солому. Лежала на спине без движения, заложив руки за голову. Ее высокая грудь то поднималась, то опускалась. Я молчал, не знал, о чем с ней говорить. Очень хотелось, чтобы побыстрее вернулся дядя Вася, а он будто запропастился. Наконец за окнами послышались его шаги, Анфиса вскочила и полезла к бабке на печку.

На следующий день к нам приехал на санях боец из транспортной роты. Прямо с передовой. Его прислали за ракетами и ракетницами. Заодно он привез нам сухарей, другой провизии.

Мы набросились на него с расспросами о положении дел на фронте, о полковых новостях. Но гость оказался малоразговорчивым, да и знал он не так много, как хотелось бы нам. От станции выгрузки до места сосредоточения полк, по его словам, прошел не меньше ста семидесяти километров по бездорожью и проселкам, занесенным сугробами. Пулеметы и минометы бойцы несли на себе. Узкие ободья пушечных колес врезались глубоко в снег. Лошади надрывались в упряжках. Машины и вовсе стали. Из‑за этого — нехватка снарядов и патронов.

Нагрузили мы ему сани и проводили в дальнюю дорогу. После его отъезда и дядя Вася заскучал. Но вскоре снегопады прекратились, метели стихли, и по установившемуся первопутку за нами прикатили автомашины.

Анфиса и Дуся усердно помогали в погрузке боеприпасов. А когда мы поехали, остались стоять в тоскливом безмолвии. Только махали нам руками, пока не скрылись из виду.

5

Целый день я ехал в кузове полуторки на ящиках с патронами. По пути ко мне подсел Петр Сидоренко: оказывается, он так же, как и мы с дядей Васей, сторожевал на другой точке растянувшихся полковых тылов.

Всю дорогу разговаривали и сопротивлялись, как могли, ледяному ветру. Ночью в морозной мгле машина остановилась у рубленого сарайчика. Как только утих мотор, сразу услышали перестрелку. Передовая была совсем рядом.

Петр первым соскочил с машины, грохнув смерзшимися валенками, будто они были каменные. Я. подал ему карабин и вещмешок. Недалеко над лесом взметнулась яркая ракета. При свете ее можно было рассмотреть поблизости дом с развороченной крышей.