Коллетив авторов (под редакцией Г. И. Василенко) - Окопники

— Я с удовольствием сделал бы уважение для семьи человека, воевавшего на одном фронте со мной, но тут же не за что зацепиться глазу!

Мне казалось, что после такого аргумента женщина откажется от затеи.

— Другой‑то фотографии нет у меня. Сннматься не любил он… А Верочка не помнит его, годика не было, как ушел… Надо ведь ей отца‑то знать — почитать… Я вам подсказывать буду, где какую черточку поправить.

Она положила руку на головку Верочки, словно призывая ее помогать матери упрашивать упрямого дядьку. Девочка подняла на меня голубые умоляющие глаза, в которых было столько мольбы, что я был обезоружен.

— Ладно, попробую, — согласился я, вспомнив, что у жены есть увеличительное стекло, которое сможет помочь мне.

Первый набросок так н не удался, я порвал его. Взял листок ватмана. поменьше — вспомнил мудрый совет мастеров: в маленьком этюде — маленькое вранье, в большом -

большое… Когда закончил «потение» над необычным заказом, пригласил женщину, чтобы она высказала свои замечания. Каково же было мое удивление, когда она, впившись глазами в творение моих рук, тихо и удовлетворенно сказала:

— Ну вот… получилось же. А вы не хотели… Теперь Верочка увидит своего папу. — Она помолчала несколько мгновений, за которые я, конечно же, успел понять, что хоть и мало похож портрет, но не это главное в ее заказе, потому можетЪна и не взяла с собой на этот раз дочку.

— Только исполните еще одну мою просьбу? — вдруг спросила, стеснительно склонив голову. — Сделайте ему глаза голубыми…

Я не сразу понял, о чем она просит, ведь портрет исполнен простым карандашом!

— Если бы вы знали, какие у него были голубые глаза! — воскликнула она тихо, продолжая смущенно отводить свой взгляд в сторону. — Я, наверно, и полюбила‑то его именно за эти глаза… Подрисуйте, пожалуйста!

Я пожал плечами: вообще‑то так обычно не принято, но если хотите…

Достал и) коробочки огрызок синего карандаша и легкими касаниями «подголубнл» глаза шофера с большим чубом, не любившего фотографироваться.

Женщина снова пристально посмотрела на портрет и радостно улыбнулась:

— Ну вот… теперь и мне он светить со стены будет своими голубыми, и Верочке запомнится красивым…

Это был вежливый намек на то, что я сделал его красивее, чем он был, но она с этим согласна. Верочке нужен красивый отец с голубыми глазами, о котором, конечно же, не раз она рассказывала дочке.

Родился 14 марта 1924 года в селе Верхний Киембай, в бескрайних степях Оренбуржья.

На Кубань приехал в 1938 году. Здесь и застала его война.

Выпускник старокорсунской средней школы Дроздов прямо с выпускного вечера ушел в военкомат и вскоре надел шинель курсанта Грозненского пехотного училища.

А в июле 1942 года он уже в звании лейтенанта командует пулеметным взводом, защищая Сталинград. 23 августа, тяжело раненый, попадает в немецкий лагерь военнопленных. Ему удается бежать, и он вдет на запад, участвует в боях за Днепродзержинск, Одессу, в Ясско — Кишеневской операции, освобождает Румынию, Болгарию.

Награжден орденом Отечественной войны 1–й степени, медалью «За отвагу», «За победу над Германией», юбилейными медалями.

После войны — работа в литейном цехе, соединенная с заочной учебой в политехническом институте, начальником цеха на Краснодарском компрессорном заводе. Хорошее знание заводской жизни, проблем коллектива позволило ему создать роман о рабочем классе — «Литейщики».

Потом на страницы нового романа «Прощание с журавлями» выплеснется все, что он пережил на войне. Бои под Сталинградом описаы с докуметальой точностью. Третий роман «И некуда руки воздеть» опубликован только в сокращенном варианте.

Печатались в журнале «Кубань» его повести: «Снежана», «Мария — дочь Хрисана»; рассказы: «Каким был день?», «Неожиданная командировка», «Человек огня» и др.

С 1986 года, как коммунист, работает директором Бюро пропаганды художественной литературы краевой писательской организации.

Член Союза писателей СССР.

* * *

1

«Едем на фронт, но куда именно, пока неизвестно, — писал Иван Берестов письмо домой под стук вагонных колес. Адрес полевой почты изменился. Мы едем на фронт курсантами, всем Грозненским училищем.

Название‑то какое — Грозненское!.. Говорят звание лейтенантов будут присваивать там, в боях, а пока…»

2

…Ночью, когда курсантский полк после трудного перехода дотащился до села Васильевка, когда по цепочке передали: «Командиры — в правление колхоза!» Иван не обратил внимания на эту команду. Он все еще не мог привыкнуть к своему офицерскому званию, и командиру батальона пришлось посылать за ним связного.

— Далеко ли хоть оно, правление?

Берестову казалось, что он и шагу больше ступить не сможет. Он с завистью посмотрел на Бугоркова, Стахова, Подзорова… Курсанты спали, кто где свалился. Подзоров обнял свой пулемет, словно милую, храпел басом. «Что за человек, — подумал о нем Берестов, — ни жалоб, ни стонов: тянет

— пока велено. Силен, как медведь, сожмет сучок — сок потечет». Берестов переступил через ноги Подзорова и пошел за связным.

Ночь была темна.

Впереди, словно лезвие ножа, блеснул и погас лучше света: кто‑то открыл и закрыл дверь. Пригнувшись, чтобы не стукнуться головой о косяк, Берестов вошел в темную с низким потолком комнату.

— Вам что, особое приглашение? — встретил его командир батальона Лабазов.

В сухощавом лице майора, подсвеченном тускло — желтым светом керосиновой лампы, нет зла — только усталость и озабоченность.

В комнате с окнами, зашторенными солдатскими одеялами, было так накурено, что керосиновая лампа начала угрожающе попыхивать.

Никто этого не замечал. Офицеры вслушивались в тихий голос майора Лабазова.

— Враг рвется к Сталинграду, хочет отрезать Кавказ от Центральной России. Задача — не допустить противника к Волге. Отныне наше училище будет называться особым полком Сталинградского фронта. Приказано занять триста четырнадцатый укрепрайон первого обвода.

Майор ткнул карандашом в стопку топографических карт и приказал начальнику штаба раздать их.

Иван получил карту, развернул. Левее Васильевки — противотанковый ров. А где же противник? Никаких синих линий на карте не было.

— Впереди нас дерутся две дивизии, — пояснил майор Лабазов.

— Далеко? — спросил кто‑то осипшим от курева голосом.

— Примерно, в районе Цимлянской.

— Неужто фрицы уже наше цимлянское попивают? — возмутился узкоплечий офицер. Его худые лопатки выпира- ли из‑под вылинявшей гимнастерки.