Тамара Сычева - По зову сердца

Но тут вмешался командир орудия сержант Наташвили:

— Знаешь, если бы я сумел командовать батареей, я с удовольствием пошел и не испугался бы трудностей, потому что знаю: удар мой по врагу удесятерится, я стану сильнее. Вот так и она хочет больше сделать. — Наташвили говорил горячо, ударяя себя кулаком в грудь. — У нее го́рит, го́рит здесь, — делал он ударение на первом слоге, — понимаешь, го́рит.

— Но, конечно, — перебивая Наташвили, обратился ко мне комиссар, — женщина на войне должна кроме военной специальности приобрести еще солдатскую выносливость.

— Постараюсь, — смущенно ответила я комиссару и, заметив, что бойцы уже выкатывают орудия для занятий, бросилась им на помощь.

После беседы с комиссаром наводчик Юшков старался все свои знания и опыт стрельбы по танкам передать мне. Все остальные дни с утра до обеда, а — пообедав, до самого вечера мы занимались по огневой подготовке.

— Оружие к бою! — командовал Наташвили, и весь расчет бросался по местам.

Наводчик Юшков внимательно следил за моей работой у панорамы, поправляя меня.

— По танкам огонь! — подавалась команда. Потом — отбой.

И снова:

— Оружие к бою!

Так целые дни.

Составляли также карточку противотанкового огня и занимались другими дисциплинами.

Недолго мне пришлось учиться. Вскоре ночью полк получил приказ, и мы по тревоге двинулись в путь. На какой-то станции сели в эшелон и через несколько дней были в районе Днепропетровска, где шли бои с просочившимся на левый берег противником. Несколько дней мы обороняли деревню на берегу небольшой речушки, притока Днепра, сковывая маневры подвижных групп оккупантов.

Во время интенсивной автоматной перестрелки я почувствовала, что мне резануло правую ногу. «Кость перебило», — подумала я с замиранием сердца, глядя, как из длинной поперечной раны на ноге хлещет кровь. Когда санитары вели меня в медпункт, не удержалась и расплакалась — от боли и от досады, что не успела даже повоевать у орудия.

Осмотрев ногу, Нилова сказала: «Ерунда, мякоть рассекло, останешься в санчасти полка».

На второй день я уже стала ходить, но в расчет Нилова меня еще не отпускала.

Потом мы опять отступали, и наша санчасть остановилась на кукурузном поле какого-то совхоза. Гитлеровцы, видимо, не знали наших сил и на этом стыке двух частей не наступали. На правом фланге гремели орудия и слышалась частая ружейная перестрелка. «Там и наша батарея», — волновалась я и рвалась в расчет.

Вечером начальник штаба приказал отправить всех, бойцов из тыловых подразделений на правый фланг. Капитану Ниловой, мне и одному санитару майор велел остаться с ранеными на кукурузном поле. Он предупредил:

— Не спите, товарищи. Следите, чтобы немецкая разведка не подошла к вам близко. Мы вынуждены были этот фланг оголить. Кроме вас, на участке никого нет.

И нам вручили по автомату и по нескольку гранат.

Нилова высказала опасение:

— А если противник нас атакует?

— Здесь противник не пойдет в атаку, а мы будем недалеко, на правом фланге, там трудно и нужны люди.

Взошедшая луна осветила развороченные бомбами дома совхозного поселка. На правом фланге бой не утихал. Метрах в пятистах от нас взлетали осветительные ракеты, где-то строчил пулемет.

Выставив санитара в охранение на краю кукурузного поля, мы с Ниловой, прижавшись друг к другу, сели в окопчике и стали вспоминать прошлые годы, говорить о родных и товарищах. Саша была москвичка, и я стала ее расспрашивать о Москве. Она рассказала, как училась в медицинском институте. С пятого курса с группой студентов была направлена в военно-медицинскую академию им. Кирова в Ленинград и с тех пор служит в армии.

По окончании академии Сашу назначали в танковую часть в город Проскуров. События в Западной Украине застали ее в санатории. Отпуск пришлось прервать. Потом сражалась на Халхин-Голе, на финском фронте.

— А вот теперь опять воевать приходится, так вся молодость проходит, — с грустью закончила Саша. — Не дают спокойно жить.

А я слушала и думала: какая она замечательная. Женщина — и академию закончила. Мне самой удалось только десятилетку окончить. Потом вышла замуж, ребенок. А теперь уж неизвестно, как пойдет жизнь, даже если останусь в живых…

Саша хотела еще что-то сказать, но разговор прервала близкая автоматная очередь. Мы вскочили.

— Видишь, какого нахальства набрались! — прислушиваясь, сказала Нилова.

Я струсила: вдруг гитлеровцы узнают, что здесь почти никого нет, придут сюда и перережут нас и раненых, ведь в высокой кукурузе нетрудно подобраться незаметно.

Раздался тревожный окрик часового:

— Стой! Кто идет?

Нилова вставила новый диск в автомат:

— Посмотрю, кто там ходит, а ты иди к раненым.

Она скрылась.

Не успела я поднять санитарную сумку, как раздался приглушенный гортанный крик, другой, и сразу все стихло.

«Что-то неладно», — подумала я и, надев через плечо сумку, пошла к раненым.

— Сестра, что там такое? — спросил меня раненый капитан.

— Не знаю, туда пошла Нилова, — ответила я, стараясь скрыть тревогу.

— Дайте мне воды, — попросил капитан.

Когда я поила его из алюминиевой фляги, застрочил наш автомат и послышался громкий крик Саши:

— Хальт!

И снова выстрелы.

— Тамара! — долетел до меня тревожный голос Ниловой.

Я побежала на помощь. Но высокая кукуруза мешала видеть. «Дам очередь», — и я нажала на спусковой крючок. Пули одна за другой полетели в небо, и сейчас же совсем близко раздалась ответная очередь. В нескольких шагах от меня над кукурузой показался летный кожаный шлем Ниловой.

— Тамара, — не оглядываясь, сказала она, — смотри, я двух фрицев поймала. Они задушили нашего часового. Я незаметно подкралась и дала им очередь по ногам.

На земле лежали, вытянув руки, два здоровенных гитлеровца. Один из них тихо стонал, видимо жалуясь на простреленную ногу. Нилова крикнула им что-то по-немецки.

— Тамара, обыщи их, — сказала она. — Они обижаются, что к русским бабам в плен попали.

Я не совсем смело подошла к немцам и начала выворачивать карманы. Нилова заметила мою робость.

— Ты смелей, не бойся. Пусть только шевельнутся… Я их предупредила.

В карманах нашла зажигалку, фонарик, перочинные ножи и какие-то таблетки.

— Сними с них автоматы, — раздраженно проговорила Нилова.

Я поняла, что допустила ошибку. Прежде всего надо было забрать оружие. Когда доложила, что все готово, Нилова сказала:

— Я доставлю их в штаб, а ты останешься на посту. Да смотри в оба, — добавила она.

Я осталась одна. «А вдруг еще фашисты подойдут?» — подкрадывалась тревожная мысль. Несмотря на то что была теплая летняя ночь, меня знобило. Прислушивалась к каждому шороху.