Тамара Сычева - По зову сердца

Вскоре пришел отец. На пороге он спросил:

— От детей ничего нет?

— Писем нет, — едва скрывая радость, ответила мать.

Я не выдержала, выскочила в столовую и бросилась к отцу.

Отец работал в районе старшим плодоводом. За ужином он рассказал, что готовится идти в партизаны, ежедневно после работы изучает военное дело.

Рано утром меня разбудил детский лепет. Лорочка стояла у моей кровати и с удивлением смотрела на меня своими большими серыми глазами. Я хотела притянуть ее к себе, но она стала упираться и закричала:

— Не надо! Не надо!..

А бабушка уговаривала:

— Это твоя мама!

— Нет! — кричала дочка. — Это не мама…

И она ни за что не шла ко мне.

…В Белогорске я впервые близко познакомилась с нашим тылом. На Перекопском перешейке уже шли ожесточенные бои. Меня поразило спокойствие, с каким наши люди работали для фронта даже тогда, когда враг подходил к окрестным селениям. В швейных мастерских Белогорска, где до войны шили женские наряды, теперь круглые сутки машины строчили военное обмундирование и белье. Там, где раньше изготовляли модельную обувь, теперь выпускали кирзовые сапоги и ботинки военного образца.

Когда я спустя несколько дней пришла в райком партии, там было много коммунистов, требовавших назначения в партизанские отряды. Здесь, в райкоме, я встретила свою старую приятельницу и сослуживицу Пашу Федосееву. Мы очень обрадовались встрече.

Паша была старше меня. До войны мы с ней вместе работали на одном предприятии в Белогорске. Она заведовала вышивальным цехом артели, а я была секретарем комсомольской организации.

Паша всегда отличалась высокой принципиальностью, была энергичной, боевой коммунисткой и учила этому молодых. Однажды после моего отчета на партсобрании Паша сильно покритиковала меня, а я, не поняв критики, обиделась на нее. Теперь же я встретилась с ней как с родной.

Паша рассказала, что читала в местной газете статьи о наших земляках-бойцах.

— А я иду в партизанский отряд, — сообщила она.

— Но у тебя ведь трое детей, Паша!

— Дети уже большие. Сын с начала войны на фронте, и дочь на днях добровольно ушла в армию.

— А младший? — спросила я.

— Его я отвезла к сестре в Зую. Помнишь, мы с тобой ночевали у нее проездом из командировки? Там и мама моя живет. Приглядят за Мишуткой. Ему ведь уже четыре года!..

— Да, я твою сестру помню, живет над шоссейной дорогой. Она педагог, кажется?

— Да. Тоже хотела в партизаны идти, но детей некуда девать.

И, помолчав, Паша кивнула на дверь секретаря райкома:

— Вот сейчас решается мой вопрос. Добиваюсь, чтобы включили в список партизан.

— А если не включат? — спросила я.

Паша строго посмотрела на меня:

— Кто может запретить мне защищать мою Родину?

— Я тоже пойду в партизанский отряд, если мне разрешат.

Из кабинета секретаря райкома Паша вышла радостная, как будто ее направляли в санаторий, а не в партизанский отряд.

— Ну вот, теперь иди ты добивайся! Будем вместе воевать!

Секретарь Белогорского райкома партии товарищ Каплун был очень занят, но меня все же принял и выслушал. Я попросила зачислить меня в партизанский отряд. Проверив мои документы, Каплун сказал:

— Нет, я не могу этого разрешить. Вам надо ехать в тыл.

— Эвакуироваться?

— Да, необходимо эвакуироваться, — твердо произнес он и, чтобы не продолжать спора, встал. — Вашего отца я знаю хорошо. Хотя он тоже готовится стать партизаном, но и ему надо эвакуироваться. Поторопитесь сегодня же уехать, иначе не успеете.

Никакие мои доводы не помогли, секретарь был неумолим. Очень расстроенная, я вышла из его кабинета.

— А ты зайди к Надежде Анисимовне Березовиченко. Это второй секретарь, — посоветовала Паша. — У нее и списки партизан составляются.

Не успела она договорить, как из кабинета вышла высокая русоволосая женщина с худощавым бледным лицом и покрасневшими от переутомления глазами. Обратившись к своему секретарю, она сказала:

— Передайте шоферу, пусть приготовит машину.

— Проси ее, чтобы приняла, — подтолкнула меня Паша.

Я решительно шагнула вперед.

— Проходите! — сказала мне женщина, указав на обитую дерматином открытую дверь.

В кабинете было уютно. За большим письменным столом стояло вместительное кресло, но Надежда Анисимовна села около меня на клеенчатый диван и внимательно стала слушать.

Я рассказала все о себе, о муже, родных, о боях, в которых участвовала, и о ранении.

— Как же я могу удрать в тыл?

— Но ведь вас здесь все знают. И по радио говорили о том, как вы вывезли раненых из Львова. И портрет ваш был в газете… — объясняла Березовиченко. — Как же вы можете остаться при немцах? Фашисты сразу же повесят и ваших родных и ребенка!

— Да, но я отправлю их в тыл. Вы мне, надеюсь, поможете, — смущенно просила я.

— Все равно, оставаться вам сейчас нельзя. Опасно, — сказала она и, увидев через расстегнутый ворот гимнастерки еще не снятые бинты, добавила: — Вон и раны не совсем зажили, подлечитесь. Пусть пока повоюют другие. Знаешь, Сычева, — после паузы продолжала она, — я тоже, как и ты, хотела отправиться в лес и воевать в тылу врага, но мне не разрешают товарищи. У меня двое маленьких детей и муж на фронте. Отвезу детей в тыл и вернусь в распоряжение командования Крымского фронта. И тебе советую: эвакуируй семью, подлечись, а потом найдешь возможность вернуться в армию.

В это время дверь открылась и вошел первый секретарь Каплун.

— Ага, вы уже здесь, — понимающе улыбнулся он, увидев меня. — В партизаны просится? — спросил он Березовиченко. — Нет, нет, товарищ Сычева, это дело решенное. Я назначен комиссаром партизанского отряда и возражаю. Вот и товарищ Березовиченко надо эвакуировать детей. Завтра дам вам машину, езжайте в Керчь, а оттуда через пролив на Кубань. Думать долго нечего. Враг уже в семидесяти километрах отсюда.

Я поняла, что другого выхода нет и не стоит отнимать ценное время у секретарей. Сейчас каждая минута дорога.

На другой день фашисты остервенело бомбили Белогорск. В перерывах между бомбежками слышен был все приближающийся гул артиллерийской канонады. Враг надвигался. Но только третьего ноября, в день прихода фашистов, на рассвете мы выехали из Белогорска.

Переправа через Керченский пролив была уже закрыта. Но нам пообещали дать небольшой катер.

Ночь прошла спокойно. С утра на пристани собралось еще несколько семейств, чтобы переправиться на Кубань. Все с тревогой посматривали в небо, ожидали катер.

Мы с Надеждой Анисимовной Березовиченко пошли к коменданту узнать, скоро ли дадут судно. Из приемной коменданта услышали залпы зениток и рев самолетов. Выскочили во двор. Над пристанью, где мы оставили родных с ребятами, вздымались клубы черного дыма. Бросились туда. Вокруг рвались бомбы, свистели осколки. Мы ложились, бежали, снова ложились.