Дитер Нолль - Приключения Вернера Хольта

У пушки стоял плечистый худой малый в скромной серо-голубой форме без петлиц и нашивок, почти ровесник Хольта. На правом ухе у него сидел большой наушник, плотно прижатый резиновым кольцом, на шее висел ларингофон, выключатель которого был укреплен на груди зажимом. Он делал что-то непонятное. Приподняв брезент, он включил какой-то провод, поднес к свободному уху второй наушник, послушал внимательно, отложил второй наушник и, включив ларингофон, сказал: «Антон… взрыватель… порядок». Затем перелез через станину, приподнял брезент в другом месте, и непонятная игра снова повторилась. «Антон… азимут… порядок». Закончив эти манипуляции, он сорвал с себя синюю лыжную шапку, снял наушники и ларингофон и отнес то и другое в блиндаж. А потом сказал, глядя на Хольта и Гомулку:

— Ну?

— Мы только сегодня прибыли. Моя фамилия Хольт.

— Старший курсант Бергер, — незнакомый юноша слегка поклонился.

— Давно здесь? — спросил Хольт.

— Полгода.

Хольт вытащил из кармана сигареты. Они закурили.

— Что это ты сейчас делал? — поинтересовался Гомулка.

— Да все то же: проверка телефонной линии. Вечно одно и то же дерьмо. Три раза в день — утром, днем и вечером.

— Ну а вообще? Вообще у вас как?

— У нас здесь тишь да гладь, — сказал Бергер. — Живем день за день. Утром школьные занятия, после обеда служба.

— Ну а стрельба? Случается вам вести огонь?

— Какое там! Разве изредка залетит шальной разведчик. Стреляли мы, только пока обучались. По воздушному мешку.

— Да, невеселая перспективочка, — сказал Хольт. Бергер скорчил гримасу.

— Вы еще хлебнете горя — сами не рады будете. Вас здесь не оставят.

Хольт и Гомулка переглянулись.

— Объясни толком, куда это нас пошлют?

— Вы пройдете тут боевую подготовку, потому что в этой местности спокойно. Вы приписаны к 107-й батарее 3-го полка, мы к 329-й батарее 12-го полка. Вы к нам никакого отношения не имеете. Ваша подгруппа стоит в другом месте.

— Где же? — спросили одновременно Хольт и Гомулка.

— До сих пор стояла в Гамбурге. Но понесла там большие потери. Одиннадцать убитых, шестнадцать тяжелораненых.

Убитые? Тяжелораненые?

— А может, все это пустые слухи? — усомнился Хольт.

— Здесь есть люди, которых прислали, чтобы вас обучать, вахмистр и три ефрейтора. Спросите у них!

Хольт все еще не сдавался.

— Гамбург — пройденный этап. Там вряд ли еще предстоит что-то серьезное.

— То-то и оно, — согласился Бергер. Он затянулся сигаретой и с насмешкой посмотрел на Хольта. — Потому-то батареи и пополняются, а затем их пошлют в Рурскую область.

Хольт заметил, что его собственная рука, держащая сигарету, дрожит.

— Там вам дадут жизни, скучать не придется. Кельн и Эссен — первые города, увидевшие ночные налеты тысяч бомбардировщиков… Так что мирная жизнь имеет свои преимущества, — добавил Бергер.

— Зря ты людей пугаешь, — возразил Хольт. — Поживем — увидим. Никто не знает, что с ним будет завтра!

Бергер только улыбнулся.

— Как может батарея нести такие потери? — поинтересовался Гомулка.

— А вот накроет ее бомбовым ковром — от тебя мокрое место останется.

— Это что же, ночью было? Чистая случайность?

— Какая там случайность! Прицельное бомбометание! Ты думаешь, они там слепые? Когда наши клистиры начнут палить, на луне видно! — Он затоптал ногой окурок.

— Погоди уходить, — сказал Хольт. — Как ты думаешь, нас поставят к орудию или кого-нибудь возьмут на… на радиолокационную станцию?

— Радиолокатор, командирский прибор управления, дальномер, зенитная оптическая труба, телефон, — стал перечислять Бергер. — Самых здоровых возьмут в огневые взводы, а в прибористы — лучших математиков; вас распределят, как им нужно. Везде одно и то же. Я уж предпочитаю орудие. — Он указал на насыпь посреди огневой позиции, с виду напоминающую форт. — На батарейном командирском пункте — по-нашему БКП — постоянно торчит шеф, а у него чуть что — прыгай по-лягушачьи! Там, правда, больше увидишь, зато у орудия чувствуешь себя уютнее, тут ты по крайней мере среди своих. Командира орудия мы не очень распускаем.

Вечерело. Над ними пролетел самолет с яркими бортогнями. Бергер оставил обоих друзей у бараков. Хольт и Гомулка направились к себе.

В зыбких сумерках-циднелась какая-то фигура — это был Готтескнехт. Запрокинув голову, он следил за самолетом, кружившим над городом. Обойти вахмистра было невозможно.

— Ну-ка сюда!

— Влепит он нам плохо, — прошептал Гомулка. — Господин вахмистр?

— Совершали вечерний променад?

— Решили немного осмотреться, господин вахмистр!

— Что ж, узнали что-нибудь новенькое? Насчет вашего… назначения и тому подобное?

— Кое-что узнали, господин вахмистр! — Зачем я стану врать, подумал Хольт.

— Ну, расскажите и мне. Любопытно, чего вы тут наслушались.

— Да вот насчет Гамбурга, господин вахмистр, там, говорят, был полный разгром… И насчет Рурской области…

— Да вы, оказывается, все разнюхали! Разгром — это, пожалуй, неплохо сказано… С вами я уже знаком, — обратился он к Хольту. — Ваша фамилия — Хольт, а ваша… погодите-ка… Отец у вас адвокат, это я запомнил, а вот фамилия…

— Курсант Гомулка, господин вахмистр!

— Что это вы раскричались? Или вам нехорошо? Охота вам орать в такой чудный вечер! — Готтескнехт достал из кармана сигарету, и Хольт после некоторого колебания дал ему закурить.

— Послушайте, что я вам скажу, — доверительно начал Готтескнехт. — Я хочу подать вам добрый совет. Научитесь разбираться в людях. На прусской службе это самое важное! Перед строем я тоже требую, чтобы все у меня было по струнке — ать, два! — служба есть служба, а иначе будет у тебя не боевое подразделение, а орда папуасов… — Хольт и Гомулка рассмеялись. — Вот видите! Ну а вечерком, когда я с вами беседую частным образом и поблизости нет генерала, покажите, что вы ребята воспитанные, из порядочных семейств, сами знаете — светский лоск и приятные манеры.

— Мы это учтем, господин вахмистр, — обещал Хольт.

— Роскошно! Ставлю вам единицу за то, что вы такие понятливые молодые люди! — И Готтескнехт вытащил записную книжку. Но тут произошло нечто необычайное, на что Хольт смотрел со все возрастающим удивлением. Готтескнехт с минуту подержал книжку, словно о чем-то размышляя, а потом снова воткнул ее за борт мундира. Он уставился в пространство неподвижным взглядом, повел плечами, будто мундир ему тесен, покрутил головой, будто воротник жмет, и лицо у него как-то странно изменилось: другое выражение, другая осанка и даже голос другой, точно он снял маску. Он подошел ближе к обоим друзьям, и стало видно, что это уже немолодой, вконец усталый человек с морщинистым лицом и тревожным взглядом.