Дитер Нолль - Приключения Вернера Хольта

— Вы, должно быть, недавно в наших краях? — спросила Мари приветливо. — Другие гимназисты ужас какие воображалы и задаваки.

Они просто не решаются с тобой заговорить, подумал Хольт.

— А особенно важничают ребята из банна [1], верно?

Они миновали Мельничную запруду и подошли к парку на берегу реки. Она оглядела его искоса:

— А вы не фюрер в гитлерюгенде?

— Я? Нет! Я был фюрером в юнгфольке. Но я не подхожу под общую мерку. Теперь я индивидуалист. Гитлерюгенд меня не интересует. Раньше я, правда, что-то там находил. А теперь предпочитаю быть сам по себе. После каникул меня все равно возьмут в зенитную часть.

Она промолчала.

Короткий высохший рукав реки с неожиданным названием «Мельничная запруда» образовал вместе с главным руслом полуостров, именуемый Парковым островом; он тянулся на несколько километров вдоль правого берега выше города. Здесь, среди древесных насаждений, находилась гребная станция «Викинг», а рядом расположились теннисные корты, каток и купальни. Ниже по реке, за парком, тянулась болотистая низина Шварцбрунн, перерезанная лабиринтом рукавов, стариц и омутов, окаймленных камышовыми зарослями. Эти низменные топкие места были доступны с берега только в середине лета, при самом низком стоянии воды. Купальни занимали обширную площадь. Тут была лужайка для солнечных ванн, спускавшаяся к реке, где покачивался на якоре плот, поддерживаемый пустыми бочками, с бассейном для%не умеющих плавать и пятиметровой вышкой. Вдоль лужайки выстроились в несколько рядов деревянные кабинки; ввиду ежегодных половодий они стояли на фундаменте из балок, напоминая свайные постройки.

Мать не жалела Хольту карманных денег, он снимал одну из самых дорогих кабинок, сдаваемых на круглый год. Он поспешно разделся и, отыскав на лужайке Мари Крюгер, присел рядом с ней на траву. Здесь в эти часы никого не было. Только старик сторож, прикорнув в тени под вышкой, удил с плота рыбу.

Мари растянулась на траве. На ней были красный купальный лифчик и трусики. Кожа ее золотилась густым ровным загаром, и лишь на груди, где лифчик слегка сдвинулся, сверкала белая полоска. Она закинула руки за голову и прикрыла глаза. Хольт сидел рядом и смотрел на нее. Черные завитки волос под мышками и ее стройное расслабленное тело волновали его… Это смуглое тело, мерно колыхавшееся в такт дыханию, умиляло его своей хрупкостью; он долго глядел на ее лицо, рот и думал: никто не смотрит… Будет она сопротивляться, если я ее поцелую? Пусть сопротивляется… Ведь я много сильнее.

— Сколько вам лет? — спросила она.

— Семнадцать, — соврал Хольт и лег рядом с ней на траву. Теперь он ее не видел и говорить было легче. — Когда я болел скарлатиной, вы мне приснились…

Он услышал ее смех, и снова им овладела неуверенность.

— Я иду в воду! — крикнул он. — Пошли вместе!

— У меня нет резиновой шапочки. А без нее прическу испортишь. Шапочку теперь не купить. Я бы ничего не пожалела…

— Я достану вам шапочку, — сказал он, подумав. — А что мне за это будет? — Она приподнялась на локте и посмотрела на него. Он заставил себя выдержать ее взгляд. — Я достану вам шапочку… а в награду… вы позволите себя поцеловать?..

Она снова легла. Он настаивал:

— Да или нет?

Она лениво протянула:

— Вам позволишь, а вы потом скажете: за какую-то дрянную шапочку она позволяет себя целовать.

Он поднялся.

— Будь я проклят, если даже подумаю такое. А без шапочки… вы же наверняка не позволите?..

— Убирайся! — приказала она, смеясь. — Ну-ка, пошел в воду! — Он стремглав бросился вниз по откосу, убегая от ее неожиданного «ты», от ее молчаливого согласия. Доски плота загремели под его ногами, он с разбега прыгнул вниз головой. Вынырнув; он увидел, что она сидит на траве, а когда он поднял руку, она помахала ему в ответ.

Хольт поплыл на другой берег, вскарабкался на дамбу и оглянулся, но ее уже и след простыл. Тогда он пошел лугом к густым ивовым зарослям, где у него с Вольцовом было назначено свидание.

Здесь он бросился в мягкую траву и стал глядеть в безоблачное летнее небо.

Он проснулся от резкого свиста — это подошел к берегу Вольцов в своей байдарке. Вольцов подсел к Хольту. Он прихватил с собой сигарет и спичек.

— Ну, что нового в нашей богадельне?

— Маас вернул письменные работы. Мне вывел, подлец, пятерку. Вероятно, оставят на второй год.

— Ну и как же ты?

Вольцов пожал плечами.

— Оставят или не оставят — дела не меняет… Мы уже без пяти минут солдаты. После войны я поселюсь в наших восточных землях, хотя бы на той же Украине. Офицеру в военном поселении латынь ни к чему,

А ведь он прав, подумал Хольт, в армии не спросят, какие у кого отметки…

— Слышно что-нибудь насчет зенитной части?

— Ничего не слышно… А вот рейхсфюрер призывает членов гитлерюгенда к участию в сборе урожая.

— Нет уж, дудки, — пробормотал Хольт зло. — Пусть нас оставят в покое. Скорее бы взяли в зенитную артиллерию. Мне не терпится в дело. Смерть как хочется сразиться с этими воздушными пиратами!

Вольцов лениво щурился на солнце.

— По-настоящему война только разворачивается, — сказал он. — Я уже не боюсь, что мы попадем к шапочному разбору. Ты слышал, американцы высадились в Сицилии?

Для Хольта это было неожиданностью.

— Нет… Я уже целую вечность не слышал сводки.

— Что ж, эта высадка нам только на руку. Как можно одолеть невидимого врага? Будь я командующим, я добивался бы решительных генеральных сражений, если позволяет обстановка, конечно. Знаешь, кто мой идеал? Я недавно прочел про Мария. Вот был командир — сила! — Он поднялся. — По-моему, мы уже в августе можем явиться добровольно. Давай запишемся в бронетанковые войска! Нет оружия лучше танков!

— Идет! — сказал Хольт. — Танки — это я понимаю! Так и вижу, как я на полной скорости врезаюсь в самое пекло, кругом рвутся гранаты. А поединок между двумя танками!.. Ты прав: война — единственное стоящее приключение. Ведь нет теперь пиратов или разбойников вроде Карла Моора, отдавшего жизнь за справедливость!

С час они пролежали на солнце.

— Самое интересное — это, я тебе скажу, командовать, — вернулся Вольцов к их давешнему разговору, — Стоишь у стола, заваленного картами, сдвинув фуражку на затылок, и так это не спеша постукиваешь по карте красным карандашом. Здесь… мы нанесем один удар, а здесь… другой… Потом отдаешь приказ… Твое слово решает исход боя.

В купальнях царило оживление, это были часы пик. Мари Крюгер сидела на берегу, окруженная мужчинами. Хольт увидел ее еще издали, и сердце его сжала ревность. Друзья привязали байдарку и ступили на плот, где их почтительно приветствовали младшие школьники. У вышки сидели их сверстники — юноши и девушки постарше. Среди общего гомона выделялся звонкий задиристый голосок Земцкого. Заика Рутшер встретил их приветствием: «А…а… аве, Цезарь!» Здесь был чуть ли не весь класс: Визе, Феттер, Гомулка, да и Надлер со своими дружками — Шенке, Хампелем, Кибаком и как их еще там… С ними девушки: сестра Рутшера Ильза, изящная худенькая Дорис Вильке по прозвищу «Килька» и рослая блондинка Фридель Кюхлер с соломенно-желтыми волосами, предводительница местного союза девушек, дочь ландрата. Она встретила друзей возгласом: «Хайль Гитлер!» Хольт уселся на дощатый настил и стал смотреть на девушек. Увидев Вольцова, Дорис Вильке покраснела, она была неравнодушна к этому мрачноватому верзиле, но он не замечал ее чувств или не хотел замечать. Присутствие девушек сковывало школьников, все они немного церемонничали, и только Вольцов оставался самим собой.