Павел Гусев - В тылу врага

Во-первых, о численности отряда. К концу 1942 года в регистрационной книге, которая велась в штабе, тогда значилось уже более тысячи народных мстителей, вступивших в наш отряд. Но реальная численность личного состава на 1-е января 1943 года составляла около 600 партизан. Эти расхождения учетных данных объясняются следующим:

Осенью 1942 года, по решению Рыльского подпольного окружкома партии, из нашего отряда было передано более 200 «чапаевцев» во вновь организуемые на базе малочисленных подпольных групп Рыльского и Конышевского районов отрядов имени Фрунзе и имени Чкалова. Тогда же, по указанию Центрального Штаба партизанского движения, в Хинельскую партизанскую зону были заброшены 10 украинских групп по 10—15 человек из партийных и советских работников Украины, эвакуированных летом 1941 года в РСФСР и в другие среднеазиатские республики СССР. Все они прошли специальную подготовку к предстоящей деятельности в тылу врага, составляли основное ядро будущих партизанских отрядов в областях Украины.

На 2-ю Курскую партизанскую бригаду, базирующуюся тогда в южной зоне Хинельского леса, Центральным штабом партизанского движения было возложено доукомплектование этих групп до 45—50 человек каждую курскими партизанами, владевшими украинским языком, имеющим боевой опыт борьбы с оккупантами в их тылу. На доукомплектование украинских партизанских групп было направлено из нашего отряда около 150 добровольцев и столько же из Хомутовских отрядов имени Боженко и имени Дзержинского.

На 10 марта 1943 года, при расформировании 2-й Курской партизанской бригады, в рядах «чапаевцев» значилось 645 партизан, из которых около 350, наиболее молодых, передано во фронтовые части, более 80 коммунистов и комсомольцев направлено для работы в партийных, советских и комсомольских органах городов и районов области. Тогда же около 300 партизан из нашего отряда влились во вновь сформированные Курскую партизанскую кавалерийскую бригаду имени Котовского и в партизанскую бригаду имени Суворова…

Следует сказать и о боевых итогах нашего отряда. Семнадцать с лишним месяцев самого тяжелого периода Великой Отечественной войны сражался с врагом его тылу наш отряд. В книге «Курская область в период Великой Отечественной войны Советского Союза в 1941—1945 гг.». в томе I-м стр. 407—408 о нем сказано:

«…Отрядом проведено 59 боевых операций, 7 глубоких рейдов по тылам врага, успешно совершались налеты на вражеские гарнизоны. В результате боевых операций убито около 2280 гитлеровцев, пущено под откос 5 эшелонов противника, взорвано 14 паровозов, 45 вагонов и платформ с техникой и продовольствием, 29 вагонов с живой силой противника, 26 автомашин, 5 мостов…».

К этому следует добавить: более ста чапаевцев погибли смертью храбрых в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, в том числе около 75 партизан в первых числах марта 1943 года, в совместных боевых действиях с войсками Красной Армии под городом Дмитриев Курской области.

Эти цифры говорят о славных героических подвигах партизан нашего отряда в борьбе с оккупантами, оказавших существенную помощь фронту в те суровые годы Великой Отечественной войны.

В Штаб партизанского движения Брянского фронта из госпиталя я прибыл утром 21 мая 1943 года. Мне потребовалось всего полчаса, чтобы добраться до него, поскольку он тоже находился в Ельце. Дежурный по штабу, лейтенант моего возраста, прочитал мое предписание, выдал направления в общежитие и в столовую, рассказал, где находится отдел кадров.

Общежитие размещалось рядом со штабом, в двухэтажном доме. Здесь жили штабные работники, а также будущие радистки и шифровальщицы, ожидавшие отправки в тыл врага минеры-подрывники, недавно закончившие курсы по этой специальности. Во дворе, рядом с общежитием размещалась столовая.

На второй лень меня пригласили в отдел кадров. Его начальник, майор средних лет с нередкой фамилией Иванов, с орденом Красной Звезды и партизанской медалью на гимнастерке, сначала поинтересовался, как я устроился в общежитии, доволен ли питанием в столовой. Потом попросил рассказать, где, когда и как я стал партизаном: где действовал отряд и какие должности я занимал в нем. Когда я начал говорить об операциях нашего отряда летом 1942 года в составе южной брянской партизанской группировки, он позвонил по внутреннему телефону:

— Мария Ивановна, на верхней полке второго металлического шкафа лежат личные дела командно-политического состава курских партизанских бригад и отрядов. Среди них должно быть личное дело Гусева Павла Васильевича из отряда имени Чапаева 2-й бригады. Принесите его.

Через несколько минут секретарь отдела кадров положила на стол Иванова тоненькую папку. Как только он раскрыл её, мне, сидевшему рядом с ним, было видно, что это моя анкета. И тогда я вспомнил: летом прошлого года, когда наш отряд базировался в южной брянской партизанской зоне, возглавляемой Емлютиным, его штабом были затребованы анкеты по учету кадров, автобиографии и боевые характеристики на командно-политический состав нашего отряда. И сейчас я догадался, что тогда они были переправлены из тыла врага в Елец, в Штаб партизанского движения Брянского фронта.

После ознакомления с моими анкетой и автобиографией, Иванов обратился ко мне:

— Вам повезло, товарищ Гусев. На базе расформированной 2-й Курской партизанской бригады создана Курская партизанская кавалерийская оршада имени Котовского, которой командует подполковник Исаев, а начальником штаба у него капитан Забродин. Что скажете? — Такой вопрос задал он мне. Я ответил:

— Товарищ майор, об этом я знаю. Бывший комиссар отряда имени Чапаева Пузанов, посетивший меня в госпитале, сообщил мне об изменениях в организационной структуре нашей бывшей бригады.

— Согласны вы отправиться в эту бригаду? — спросил он меня.

— Конечно. Меня там знают, да и приятно возвратиться в родной партизанский коллектив, — ответил я.

— Ведь бригада-то кавалерийская. Верхом на коне приходилось ездить?

На этот вопрос Иванова я ответил так:

— Любимым занятием сельских ребятишек летом был отгон лошадей на ночное пастбище и возвращение их рано утром в село. Пригоняя их обратно, мы наперегонки гарцевали, хвастаясь друг перед другом своим умением в верховой езде. В партизанском отряде у меня была верховая лошадь. Командир отряда Исаев, бывалый кавалерист гражданской войны, похвально отзывался о том, как я держусь в седле.

После короткого знакомства Иванов представил меня заместителю начальника штаба Польскому. Войдя в его кабинет, я увидел не по годам молодцеватого полковника, с прекрасной строевой выправкой, в ладно сшитой и безукоризненно отглаженной повседневной форме довоенного времени. Он был обут в до блеска начищенные хромовые сапоги с кавалерийскими шпорами. И я подумал: наверно, из Генштаба или из его академии прислан сюда полковник. И вспомнил, как осенью 1940 года, проезжая через Москву на родину, чтобы проститься с умершим отцом, я увидел таких же, как Польский, полковников в отглаженном обмундировании и начищенных сапогах со шпорами, спешивших на службу или на учебу. Но тогда было мирное время, а сейчас война, — подумал я. В моем тогдашнем представлении офицеры фронтовых штабов, тем более партизанского штаба фронта, должны быть обмундированными тоже по-фронтовому.