Павел Гусев - В тылу врага

— Немедленно переодеть в больничное белье и уложить в постель! — приказал главный врач.

Оружие и одежду ополченцев спрятали в морге. А их стали «лечить» и по одному отпускали из больницы как выздоравливающих. Козубовский сразу же прооперировал тяжелораненого ополченца Владимира Назарова, подорвавшего на улице Энгельса фашистский танк. Вылечив Назарова, Козубовский приказал одеть его в штатскую одежду и помог ему бежать. После этого Назаров воевал на фронте, а после войны демобилизовался и жил в Москве…

…Вскоре немцы стали в нашу больницу привозить раненых советских военнопленных. После излечения они подлежали отправке в лагеря военнопленных или на каторжные работы в Германию. Для этих раненых выделили самую большую палату № 3, за которой гестаповцы и полицейские установили усиленный постоянным контроль. Но эта же палата была окружена вниманием и заботой советских патриотов-медиков.

Не простое дело лечить советских воинов под надзором гитлеровцев. Но Козубовскому и его коллективу это удавалось. Они постоянно маскировали процесс лечения. Перевязочный материал и лекарства покупал на свои деньги доктор Козубовский. А когда удавалось, то он «уводил» лекарства из-под носа немецкого аптекаря.

Оккупанты очень плохо кормили наших раненых. Тарелка баланды из мерзлых свеклы или картофеля, сто граммов овсяно-ячневого хлеба — вот и весь суточный рацион для раненого советского воина. Персоналу хирургического отделения пришлось взять на себя дополнительные заботы. Они добывали для раненых пищу, белье. Сотрудники больницы приносили в палату свои скудные съестные припасы, покупали на рынке для них картофель, лук, чеснок, соль и махорку-самосад.

Фашисты решили расширить свой госпиталь, так как с фронта стало поступать все больше и больше раненых немецких солдат и офицеров. Они приказали освободить помещения, занимаемые гражданской больницей на улице Садовой, и перебраться в неприспособленное помещение на улице Урицкого. Коллективу больницы пришлось на носилках переносить раненых, на себе перетаскивать больничный скарб. Было холодно и неуютно в этом помещении, но медики почувствовали облегчение — гитлеровский надзор был ослаблен. Доступ населения к раненым советским военнопленным стал свободный, посетителей значительно прибавилось. Они приносили продукты, что позволило поддерживать истощенных раненых.

Большую помощь коллективу больницы оказала семья курских патриотов Харьковых. Хотя из их родственников здесь на лечении никто не находился, комсомолка Зоя Харькова постоянно приносила в палату раненых советских воинов супы и каши, приготовленные её матерью Анной Васильевной. А когда у них домашние запасы продуктов стали заканчиваться, Зоя отправлялась в деревни выменивать овощи и продукты на вещи. Вместе с продуктами Зоя приносила в больницу и сводки Совинформбюро. Она записывала их со своим отцом Михаилом Ивановичем, слушая передачи по немецкому радиоприемнику, когда немцев-квартирантов не было в доме.

Больничные медики тоже ходили в деревни, чтобы обменять свою одежду и обувь на продукты. Чаще других эти походы совершала медсестра Н. Г. Матяшова с десятилетним сыном Борисом. Вместе с картошкой и крупой они тоже приносили из селений листовки, сброшенные советскими самолетами.

Главной заботой врачей было спасти выздоравливающих раненых. Для маскировки лечебного процесса они выработали комплекс мер, который осуществлялся лицами, наиболее доверенными в коллективе. По указанию А. А. Булгаковой медсестра Н. Г. Матяшова чертила фиктивные графики температуры, а лаборантка З. Ф. Касаткина готовила фиктивные анализы. На их основании доктор Козубовский ставил ложные диагнозы военнопленным. Некоторым из тех, за которыми охотились фашисты, присваивались фамилии умерших. И когда гитлеровцы приходили за такими пленными, Юлиан Адамович спешил доложить: «Капут, умер». Многим советским людям Козубовский делал надрезы на коже, накладывая на них металлические защепки, гипсовые повязки на здоровую руку или ногу, придумывал сложные диагнозы. Тем самым главврач Козубовский и его персонал спасали советских военнопленных и гражданских лиц от концентрационных лагерей или от каторжных работ в Германии.

Из воспоминаний медсестры областной поликлиники Р. М. Рыньян известно следующее:

— В 1942 году мой 15-летний брат получил повестку об отправке его в Германию. Я хорошо знала Козубовского и прибежала к нему искать защиты. Он сказал: «Веди брата сюда». Сделал ему надрез на животе, наложил повязку и выдал справку о том, что сделана операция по поводу аппендицита. Так он спас моего брата от немецкой каторги. За такую услугу я предложила доктору деньги, но он выпроводил меня, сказав вслед: «Если потребуется помощь хорошим людям, приводи их ко мне, я дам им справки». Еще четырех молодых парней я приводила к Юлиану Адамовичу, и все они с его помощью сумели избежать отправки в ненавистную Германию.

Самой опасной и ответственной были подготовка и осуществление побега из 3-й палаты больницы выздоравливающих военнопленных. Старшая хирургическая сестра Анна Афанасьевна Булгакова имела связь с подпольной группой Павла Павловича Бабкина, до войны паровозного машиниста, в квартире которого укрывались бежавшие военнопленные. Бабкин переправлял их в партизанскую бригаду. Булгакова устроила побег летчикам Длужицкому, Евграфову, комиссару авиаполка Бубекову.

А зимой 1942 года был такой случай. Немцы доставили в больницу тяжело раненного в позвоночник и в обе ноги советского летчика-истребителя Танасия Карповича Бомко. Лечившие его доктора Ю. А. Козубовский и Е. К. Коровина объявили фашистам, что раненый безнадежен. Семья Харьковых добилась разрешения у властей взять его к себе домой как своего родственника и стала за ним ухаживать. Но раны не поддавались заживлению, потребовалась помощь врача. Врач Е. К. Коровина несколько раз тайком приходила к раненому, в домашних условиях сделала ему операцию, наложила гипсовые повязки на правую ногу и позвоночник. Через некоторое время здоровье летчика улучшилось, он уже мог ходить с палочкой. Комсомолка Зоя Харькова проводила его к П. П. Бабкину, а тот через фатежских подпольщиков переправил Бомко к партизанам.

Н. Г. Матяшова в своих воспоминаниях рассказывает, что медики-подпольщики постоянно рисковали жизнью. Однажды, после побега двух летчиков, гестаповцы вызвали на допрос Козубовского, Коровину, Булгакову, М. М. Морозова. Он не раз переодевал выздоровевших раненых в свою или одежду, принесенную медиками, выводил их за пределы больницы и передавал связным из подпольной группы Бабкина. Две недели фашисты продержали Максима Митрофановича в гестапо, но не добились от него ничего и были вынуждены его отпустить.