Георгий Артозеев - Партизанская быль

Завидев появившуюся по нашему следу колонну, ребята на заставе страшно обрадовались и подняли крик:

— Наши едут! Ура, наши!

Все выскакивали из хат, с волнением вглядываясь в только что показавшиеся на холме головные сани. И тут вдруг обнаружилась ошибка. Это была вражеская часть.

Село Будище стоит на довольно высоком месте. От леса его отделяет протекающая в низине речушка. За ней поднимается другая возвышенность и до самой ее вершины дорога идет по открытому месту. На холме, кроме разрозненных низких кустов, ничего не растет. Снизу видна только гребенка леса на горизонте.

Сани быстро катились с холма.

По селу пронеслась команда — приготовиться!

Наш, взвод занимал четыре хаты при въезде в село, и мы со своего двора отлично видели, как заиндевевшие лошади мчались по скользкой дороге.

Немцы, надо думать, не ожидали встретить здесь партизан: в санях сидели по четыре-пять человек, укутанные в одеяла. Грузы платно уложены, покрыты брезентом, обвязаны.

У нас в селе было еще тихо, но люди напряженно готовились к бою. Артиллеристы выкатили на улицу сорокапятимиллиметровую пушку, подтаскивали ящики со снарядами. Подразделения занимали позиции. Приказано было боя не начинать, пока первые сани не въедут на деревянный мосток.

Джж-вах! — грянули наши артиллеристы прямой наводкой.

У немцев внизу сразу получилась пробка. Летящие сзади сани с размаху наезжали на передние, переворачивались, и кто там жив, кто там мертв, сказать было трудно.

Подвод пятьдесят копошилось под нашим огнем, а задняя половина колонны разворачивалась, пытаясь скрыться за возвышенностью. Многие гитлеровцы расползались по кустам, отстреливаясь из винтовок.

К этому времени наши подразделения уже спускались в низину, преследуя врага.

Вместе с комиссаром отряда имени Сталина — Платоном Горелым, командиром группы автоматчиков Ковалевым и Васей Коробко я сбежал к речке. Мы немного зарвались вперед и попали в неприятное положение: и немцы в нас стреляют, и пули своих достают. А засев за большой копной, мы увидели еще более неприятную вещь.

Группа противника, не считаясь с огнем, установила батальонный миномет против спускавшихся с нашей стороны автоматчиков.

Мы решили подобраться к миномету. От стога — рукой подать до беспорядочно раскиданных саней. Перебегая от саней к саням, мы уже были недалеко. Я бежал с Васей, Горелый — с Ковалевым.

Но откуда ни возьмись выскочил длинный, как телеграфный столб, гитлеровец и бросился на меня.

Мы схватились врукопашную. Силы оказались равными. Ни я его, ни он меня не повалит. А Вася прыгает вокруг нас с автоматом, никак не может выбрать Удобного момента, чтобы застрелить моего врага и не задеть меня. Вдруг Вася крикнул что-то и повалился нам в ноги. В ту же минуту, увлекаемый врагом, я упал вместе с ним в снег. Продолжая его держать, я увидел возле уха врага дуло пистолета, услышал выстрел. Гитлеровец сразу отпустил меня.

Я поднял голову. Передо мной стояла Лена.

Оказалось, что когда она подбежала, Вася схватил гитлеровца за ноги и повалил нас обоих, «чтобы легче было разобраться», как сказал он потом.

Немцы продолжали отстреливаться из-под саней, из-за кустов. Но Ковалев с подоспевшими к нему бойцами уже успел захватить батальонный миномет. Вася с Леной побежали на помощь к автоматчикам.

И радостно, и досадно мне было видеть Лену в гуще боя: довольно тут народу и без нее.

Возле миномета упал один из бойцов. Я заметил, откуда стреляли немцы: за кустом, засыпанным снегом, засело несколько человек. Я дал туда сильную автоматную очередь и одновременно услышал, как за моей спиной начал бить налаженный нашими миномет.

«Теперь порядок!» — решил я и оглянулся. Уползавший наверх обоз начал рассыпаться. Лошади кидались в разные стороны. Одни сани неслись по целине, и тотчас наперерез им от миномета отделилась группа наших.

Они бежали и что-то кричали, я не слышал, что именно. Впереди как на крыльях летели Вася и Лена.

Лена качнулась, прежде чем я успел догнать их. Сделав два-три шага вперед, она упала.

Когда я подбежал, Вася тряс Лену за плечо. Он немало смертей видел, но не мог, вернее, не хотел понять, что Лена убита.

Мы с Васей принесли ее в село.

Комиссару Горелому передали полевую сумку. Там вместе с документами был большой блокнот, почти весь заполненный записями.

— А пистолет, — сказал я Горелому, — Вася забрал. Я говорю — зачем берешь пистолет, а он.

Что пистолет!.. Пусть. — не стал слушать комиссар. Не глядя на меня, он взял блокнот, хотел раскрыть, но раздумал. Потом бережно завернул его в свежий номер газеты «Коммунист» и спрятал в штабные документы. В «Коммунисте» была напечатана статья Лены.

Тогда я впервые подумал: ведь это была ее главная работа. Для того, чтобы стать, как она хотела, подрывником, — совсем не нужно было интересоваться тем, что думает партизан, когда возвращается в лагерь после удачной операции. Но она незаметно, между делом, обязательно узнает, что у тебя было на душе.

«Про всех вас надо после войны книжку написать.» — сказала она тогда в санях по дороге на прорыв.

И вспомнилось мне еще, как я зашел однажды поздно ночью в землянку агитгруппы. Все спали. На ящике горела коптилка. Лена сидела, примостившись поближе к свету, с карандашом и этим самым блокнотом. — «Хватит тебе, будет. После напишешь», — сонным голосом сказала Лене Лидия Ивановна. Я поддержал ее, — надо же отдыхать когда-нибудь!.. Но Лена только покачала головой.

Вот тут, в этом блокноте — ее записи, впечатления, мысли. И главное — не то, какой из нее получился бы подрывник, сколько она уничтожила бы врагов, а какая бы получилась книга.

Мы не видели в Лене корреспондента, литератора. Свой основной труд она делала незаметно. Не подходила к нам с блокнотом и с карандашом, не смущала вопросами. Записывала ночами. А за день успевала сделать столько простого, будничного, партизанского, что стала она всем нам близким товарищем — нашей Леной.

Уже в сумерках, перед самым отъездом мы хоронили нашу Лену. Еще была слышна стрельба — отряд имени Сталина продолжал преследовать противника.

Мы стояли на краю неглубокой могилы.

— Спи спокойно, дорогой товарищ! — сказал навеки замолкнувшей Лене писатель Шеремет. — Свитлы образы Зои Космодемьянской и Лизы Чайкиной зорили перед тобою в глубокой тьме ворожьего тылу. Ихних подвигов ни на хвылыну не забувала ты, равнялась на полумяных героинь комсомолу. Ты отдала молоду жизнь народу, и вин тебе не забуде, мужня партизанко!

Прощай, наша Лена. — услыхал я за собой голос нашего парторга Воловика — Мы не забудем тебя никогда.

Центральный Комитет комсомола Украины сказал о нашей партизанке такими словами: