Георгий Артозеев - Партизанская быль

И вот прошла зима. Зима с тяжелыми переходами, боями, окружениями, прорывами, морозом, голодом. Весной 1943 года мы снова на родной Черниговщине.

Лишь только соединение попало в свои старые районы, Попудренко тотчас послал людей на поиски группы Тихоновского. Наконец-то мы узнаем, что с нашими ранеными! Увидим ли их? Разведчиков, ушедших в Блешно, все ждали с большим нетерпением.

И вот что выяснилось.

Станченко, конечно, взялся бы спасти эту группу, как спас он в свое время двадцать шесть бойцов Авксентьева. Но перед самым приходом наших в Блешне разместились более сотни карателей. Старики Станченко и две их дочери сумели устроить у односельчан только женщин из группы Тихоновского. Одна из них была с грудным ребенком, а трое — беременных. Раненых же взять в село стало невозможно.

Станченко помогли построить в лесу землянку. Старик сложил там печурку. Татьяна Михайловна послала посуду — миски, ложки. И всю первую неделю жизни наших в лесу семья Станченко помогала им. Доставали продовольствие, перевязочные материалы, успели познакомить Тихоновского, Марусю Товстенко с верными людьми в самой Блешне и в других селах.

И вдруг — Тая Станченко прибежала в лес, к нашим, вся в слезах. Ночью гестаповцы увезли ее родителей и старшую сестру Лену. Тая спаслась случайно — она ходила в больницу за медикаментами для наших, и друзья ее предупредили, чтобы не появлялась домой.

Что было делать? Помочь Станченко нельзя уже ничем. И перед Тихоновским встал серьезный вопрос: как быть дальше с ранеными? Если гестаповцам удастся под пытками добиться от кого-нибудь из троих арестованных, где скрываются раненые партизаны, — всей группе конец. Уходить? Куда? Как? На руках люди в тяжелом состоянии, с высокой температурой. И так-то их доставили сюда с огромным трудом.

Сами раненые просили никуда их больше не носить: «Лучше погибнем тут, двигаться больше нет сил».

Тая Станченко плакала и клялась — уверяла, что отец, мать и сестра не выдадут.

А наши партизанские правила предписывали Тихоновскому место обязательно сменить. Он нарушил эти правила, и вся группа осталась на месте. Судьба наших людей зависела теперь только от мужества и стойкости Станченко.

Прошел день, другой. Некоторые волновались; другие твердо верили, что замечательные люди, уже столько раз спасавшие партизан, не предадут.

Миновали все сроки, и в землянку к нашим никто не пришел.

Станченко остались верными долгу до конца.

Через несколько дней после встречи с группой Тихоновского, в первых числах марта 1943 года, Федоров повел своих партизан в далекий рейд. Соединение разделилось. Часть его была оставлена на Черниговщине для продолжения борьбы с фашистами в нашем краю. Тая Станченко осталась с нами, а Проня с Борисом ушли.

В этом рейде Проне пришлось перенести еще один тяжелый удар. В бою под Ковелем погиб наш дорогой товарищ, отважный разведчик — лейтенант Борис Кочинский. В двадцать два года Проня стала вдовой и матерью.

Это было уже незадолго до соединения С частями Красной Армии. Недалек был и великий час победы.

Прошел не один Новый год. Но не погас свет в окнах дома Станченко. В Блешне и сейчас живет Ефросинья Дмитриевна, учительствует в родном селе. Она растит светловолосого, стройного, похожего на отца сынишку — маленького Бориса Кочинского. И Проне и Тае есть о чем рассказать мальчику, а он жадно слушает все о партизанах, о своем отце. И обе молодые женщины с достоинством поддерживают честь фамилии Станченко — простых колхозников, которые отдали за счастье народа самое дорогое — жизнь.

Мы вернулись в знакомые Елинские леса, из которых с таким трудом вырывались прошлой весной. За этот год много было пережито, много потеряно, но и приобретено немало. В местах, где мы знали каждое болотце, каждую тропку, особенно сильно чувствуешь, что сделались мы опытней, старше, сильнее. Да и численно выросли почти втрое.

Настал март. Новая весна была к нам куда ласковей прошлогодней. Растущие успехи Красной Армии, ожидание командира, который со дня на день должен был вернуться из Москвы, — все это вселяло такие радостные надежды, что, щурясь на весеннее солнышко, каждый партизан видел в лучах его вестников грядущей победы.

На этот раз возвращения Федорова из Москвы ждали с особым нетерпением: сколько будет новостей, сколько узнаем подробностей о фронте, о нашем советском тыле!.. Теперь-то уж командир сможет сказать, когда Армия дойдет до наших краев. Многие партизаны уже всерьез подумывали о встрече с семьями в родных городах и селах. Пусть через два, через три месяца, но ведь не позже. Точного срока, определенности — вот чего жаждали даже самые рассудительные и выдержанные из нас.

И вот, в ночь на пятое марта, над Елинскими лесами зашумел мотор. Долгожданная машина приземлилась на той же поляне, где мы когда-то принимали первый самолет с Большой земли.

Через час после встречи, когда не улеглось еще первое волнение, в лагере стали говорить, что не зря Федоров сразу же заперся в штабе и заседает с командирами: он привез из Москвы какое-то особо важное задание. Нам предстоит совершить большие дела. Толковали вкривь и вкось, гадали — что бы это могло быть.

— Уж не будем ли мы брать вместе с Красной Армией Киев?

И, как это бывает при подобных разговорах, нашлись, конечно, стратеги, которые указывали, каким путем будем идти, по какому плану станем штурмовать столицу Украины.

Но вот, наконец, приказ — встать в строй. Спорщики и гадатели подравниваются, выразительно поглядывают друг на друга: сейчас мол увидишь, кто был прав.

Все уже стоят «смирно», ждут слова командира. Он начинает говорить.

Действительно — как это люди умеют все пронюхать — соединению поручено большое, ответственное дело: пойти далеко на запад, в глубокие тылы врага. А на Черниговщине останется только часть соединения, и притом небольшая, — всего пятьсот человек. Командовать оставшимися будет Попудренко, а в рейд поведет Федоров. Приказ о том, кому из бойцов и командиров идти, а кому оставаться, будет передан особо.

Вот примерно все главное, о чем говорил тогда Федоров. Мы были ошеломлены.

Если бы в рейд шли все, можно бы только радоваться. Еще бы, раз дают нам такое задание, — значит высоко расценивают. Дослужились до того, что Москва учитывает нас как сильную боевую единицу, способную сыграть свою роль в осуществлении тактического плана Верховного Главнокомандования.

Теперь все захотели в рейд. Честное слово, странно: когда объявили списки, те самые товарищи, которые недавно считали по пальцам километры, отделяющие их от дома, теперь кричали, что «ни за что» оставаться не желают.