Георгий Артозеев - Партизанская быль

Бездействие, беспомощность — самое ужасное испытание для тех, кто воочию видит силу, губящую то, что тебе дорого.

Легко ли нам было? За две недели ни одного взрыва. Почему? Беда не в том, что немцы прекратили всякое движение ночью: это для нас не новость. Мы научились работать и днем. Однако с недавних пор немцы начали расчищать и вырубать лес и кустарник по обе стороны железнодорожного полотна. День-деньской у путей кипела жизнь. Подойти невозможно.

Если бы мы имели мины замедленного действия — ставили бы их на заказанный срок. Ночью заминировали, а сработают днем или через неделю, — когда нам нужно. Таких мин за одну удачную ночь можно поставить несколько, на разные сроки. Москва обещала их командиру соединения Попудренко, а он — нам. Обещание, конечно, будет выполнено, но когда? Время идет. Даже зло брало: при современной, отлично разработанной технике минно-подрывного дела мы сидим на таком примитиве! — Взрывчатка, шнур, детонатор, капсуль. И со всем этим хозяйством никак к полотну не подойдешь и ничего там не сделаешь.

Немцы в наших условиях сказали бы: нет средств ведения войны, значит — нет войны. А наш народ сражается, защищая Родину без всяких. «можно» и «нельзя»: двадцать восемь панфиловцев остановили под Москвой фашистские танки одними связками гранат и бутылками с горючей жидкостью; Александр Матросов закрыл своим телом амбразуру вражеского дота; капитан Гастелло бросился с самолетом на скопление транспорта противника. А Сталинградцы!

Что делают, как работают в ходе этой войны тысячи и тысячи советских людей? Какие только трудности не приходилось им преодолевать!.. Ну вот и перед нами трудная задача: преградить путь врагу. Остановить или по крайней мере замедлить движение его эшелонов. Но не ложиться же нам, в самом деле, на рельсы! От этого толку не будет.

Кончили бы хоть эти проклятые порубки. Наши партизаны добрались бы как-нибудь до железной дороги и через расчищенную от леса зону, а то — достали бы эшелон с расстояния зажигательными пулями. Но пока — с обеих Сторон полотна возятся сотни мобилизованных из соседних сел жителей: рубят, собирают ветки, разжигают костры, развозят стволы на дрова. Как пробиться через эту массу рабочих и надсмотрщиков?

Я даже не сообщал Попудренко о том, что творится у нас на полотне. Что ему за дело? Нужны взрывы — и все. Как ему ни объясняй, ответ ясен: надо. Но не мог же я так сказать своим бойцам? Они и сами знают, что надо. Недавно одна из групп Шахова сумела-таки зажигательными пулями с дистанции в триста метров поджечь два вагона в проходившем составе. Но это — счастливый случай. А требуется организованная, постоянная работа, система.

Как найти новые тактические приемы? Хоть убейся, голову разломи, а что делать, — не знаю. И совсем глупое получилось положение, когда к нам усилился приток людей: отряд растет, а толку чуть.

Между тем отряд действительно разрастался с небывалой быстротой: к нам бежали с порубок, с тех самых порубок вдоль железной дороги, которые нам так мешали. Все эти «беженцы» были просто в отчаянии: и без того еле протянули голодную зиму, а теперь, в разгар весенних полевых работ, их мобилизовали на рубку леса.

Крестьяне раздумывали: как быть? И домой нельзя, и на порубках работать невмоготу, когда дома дело стоит. Деваться некуда, один путь — к партизанам. И в нашем лагере с каждым днем жителей окрестных сел становилось все больше и больше.

Однажды у костра наш подрывник Иван Макарец сказал только что пришедшей с полотна группе крестьян:

— И что это вы все к нам в лагерь стремитесь? Не понимаю!.. Мы никак к железке не пробьемся, а вы, чудаки, с нее бежите.

— Да, подумать только, — весь день на путях! — с завистью сказал молодой партизан — новый ученик Макарца по подрывному делу, так пока ни разу и не добравшийся до железной дороги.

— Эх, не понимают люди своего счастья! — Подхватил мысль разведчик Коновалов, большой шутник и балагур. — Ну, что вы там зря топчетесь? — обратился он к удивленным беглецам с путей. — Возьмите вон у наших хлопцев толу, шнур, детонатор — и с богом! Рвите поезда! Уж поете этого немцы вас живо с полотна разгонят. Попадете домой.

— Или куда-нибудь подальше, — заметил Макарец. Все рассмеялись, но тут вдруг раздался голос командира подрывной группы Шахова:

— Постойте, постойте, хлопцы. Давайте-ка обмозгуем. Это ведь дело.

— А верно! — сразу поддержали Шахова несколько человек.

— Да что вы, товарищи! — возражали другие. — Разве пахарь с миной управится? Надо же умение, опыт. Да еще на глазах у охраны. Нет, ни черта из этой затеи не выйдет.

Но у костра уже шумели, волновались.

— Зачем нам, чтобы твои пахари взрывали? Мы и сами взорвем — дай только подойти к полотну!

— Отчего же не подойти? — оживились наши гости. — Чтобы нам мину, так это действительно — того. А подойти — можно. Вместе с народом — на работу…

Немецких солдат много? — наперебой засыпали их теперь вопросами партизаны. — Кто ведет наблюдение за работой? Офицеры есть? Как вооружены? А десятники — из наших или ихние?

— Послушайте, послушайте ж, товарищи! — кричал вне себе Шахов. — Ведь это же выход! — Он вскочил и бегал возле костра. — Да как же мы до сих пор не додумались!..

В тот же вечер часть колхозников ушла из нашего лагеря обратно на полотно. Место встречи с подрывниками было точно условлено. А утром первая группа партизан под командой нашего секретаря партбюро Василия Кожуха вышла на железную дорогу.

Утро было свежее. Наблюдавшие за людьми немецкие солдаты то и дело собирались погреться у костров, на которых жгли ветки и хвою. Солдаты болтали меж собой, курили, кипятили воду и тут же попивали свой кофейный эрзац.

Костры горели плохо. Ветки были сырые, и ветер стлал по земле желтую пелену дыма.

Па самом полотне никаких патрулей не было. Наблюдения за линией не велось. Немцы, видимо, считали, что при таком стечении народа безопасность пути обеспечена. Да мы и сами только вчера держались того же мнения. Весь вопрос состоял, конечно, в том, какой на путях народ.

Четверо из наших вчерашних гостей ожидали партизан в зарослях кустарника, до которого порубщики еще не дошли. В удобный момент, будто справив нужные дела, люди один за другим покинули укрытие. Смешались с толпой и начали работать, как и все. Многие из пригнанных сюда крестьян толклись попусту, явно саботируя. Время от времени солдаты покрикивали на «ленивых», угрожали прикладами; потом снова брались за свои эрзац-кофе и эрзац-сигареты.

Партизаны рубили, бойко таскали голье для костров, вообще трудились не за страх, а за совесть: они видели, что внимание патрулей привлекают только саботажники.

Убедившись, что ударный труд оценен, и даже получив одобрение проходившего мимо офицера, наши подрывники занялись настоящим делом. Подтащили несколько охапок ветвей поближе к полотну, разожгли новый костер.