Виктор Пашкевич - Над рекой Березой

— Это у них, наверное, чисто мужские разговоры, — пошутил Андрей Константинович. — А вообще, ты не обращай на это внимания, Татьяна. Леонид Васильевич любит твоего сына и, кроме добра, ничего ему не желает. А то, что Виктор дружит с многими, такими, как и он, хлопцами, так и это очень хорошо. Значит, друзья уважают его.

— А у меня из-за этого уважения одни неприятности. Недавно ко мне Сашкина тетка чуть ли не с руганью приходила. Говорит, что её племянник совсем от рук отбился, а виноват во всем мой сын. Скоро, наверное, и родители Мелика Бутвиловского и Витальки Запольского явятся. Эти хлопцы, как я примечаю, тоже по суткам дома не бывают. Поговорил бы хоть ты с ним, Андрей, — попросила мать.

— Поговорю обязательно, и даже сейчас, — улыбнулся Соломатин и вышел во двор.

Андрей Константинович застал нас за разборкой заржавевшего автомата. С таким оружием нам до этого времени не приходилось иметь дела. Поэтому мы притащили ночью автомат в сарай и сейчас знакомились с ним.

— Вот это оружие, — восхищался Саша. — Из одного такого автомата можно целый взвод фашистов уложить. Давай его оставим себе, — предложил он.

— Это уже будет нечестно. Мы оружие доставали для партизан, и надо им все отдать, — возразил я.

— С тобой уже и пошутить нельзя.

— С кем это нельзя пошутить? — услышали мы за дверями знакомый голос.

— Да это же Андрей Константинович, — я бросился открывать дверь.

— Ого! Да у вас, я вижу, трофеи имеются, — сказал Соломатин, когда вместе со мной поднялся на сеновал. — Где нашли?

Мы молчали, не зная, что ответить. Придумывать что-нибудь, врать не хотелось. Сказать правду? Наверняка будет нагоняй.

— Ну что молчите, сорванцы? Где, я спрашиваю, взяли автомат?

— Говори ты, — толкнул я Сашу в бок.

Тот надулся, как индюк, покраснел и пробормотал:

— Делайте с нами, что хотите, но мы достали для партизан двадцать одну винтовку, пять ручных пулеметов и четыре ящика патронов. Этот автомат тоже оттуда.

— Вы что и в самом деле нашли на полигоне землянку с оружием? За что же вас ругать? — радостно сказал Андрей Константинович.

— Мы нашли склад на нефтебазе. И оттуда это все вытащили. Две ночи не спали, — уже смелее ответил Саша.

— Рассказывайте всё по порядку, — потребовал комиссар. Это сообщение его наверняка заинтересовало.

Когда мы закончили свой рассказ, Соломатин долго молчал, а потом спросил:

— Вы говорите, что к этим складам можно легко подобраться даже взрослым?

— Запросто. Только надо иметь с собой во что заворачивать пулеметы, винтовки и ящики с патронами.

— Пока, хлопцы, в этот склад ни шагу. Мы подумаем и решим, кто из нас пойдет с вами туда. Через день-два попробуем. А вы сегодня и завтра понаблюдайте за нефтебазой. Как бы не заподозрили чего-нибудь немцы.

— А с этим оружием что делать? — спросил я у Андрея Константиновича.

— Сегодня же ночью его заберет твой отец. Ты ему ничего не сказал? Напрасно.

Соломатин не забыл и о просьбе моей матери.

— То, что вы нам помогаете, — сказал он, — очень хорошо. Большая вам благодарность за это и от нас, и от партизан. Но нельзя обижать и матерей. Надо помогать им и чаще бывать дома. Ведь они беспокоятся за вас, боятся, чтобы вы не попали в какую-нибудь беду.

— Мы постараемся, дядя Андрей, — сказал Саша.

А через три дня, ночью, мы пробирались к нефтебазе вместе с Франеком Кломбоцким, Михаилом Куликовым и Юзей Жаховской. С нашей помощью они за одну ночь вынесли из гитлеровского склада около тридцати винтовок, пять ручных пулеметов и десять ящиков патронов. Все это оружие вскоре было переправлено в партизанский отряд.

Когда мы грузили оружие на подводу, на которой должна была ехать Юзя и рованичские леса, Миша и Мелик вручили девушке автомат и попросили:

— Отдай его самому отважному партизану. И не забудь сказать, что это подарок от нас. Не забудешь?

— Нет, конечно. Вы так старались, а я вдруг забуду. Обязательно передам, — и Юзя попросила быстрее укладывать винтовки.

С некоторых пор на большой пустырь недалеко от нашего дома стала приезжать огромная грузовая машина. На ней привозили военнопленных из концлагеря, размещавшегося в бывших казармах по улице Гливенской. Худые, изможденные люди рыли котлованы для погребов под картофель.

Мы с Сашей обратили внимание на то, как по-товарищески относятся к красноармейцам конвоировавшие их русские охранники. В отличие от других фашистских прислужников они никогда не кричали на пленных, делились с ними куревом, иногда помогали копать котлован.

И еще один интересный факт. Старший конвоир — маленький рыжий немец тоже был не таким, как все фашисты. Он никого не бил, не ругал и очень часто куда-то отлучался. Привезет людей на работу, поставит машину на обочине дороги, повертится среди военнопленных, а потом, закинув карабин за спину, исчезает. Перед заходом солнца явится на стройку, крикнет: «Кончай работу!», заведет машину и везет всех обратно в лагерь.

Наблюдая за всем этим в течение нескольких дней, мы удивлялись, что военнопленные называли немца просто Иоганн, совсем не боялись его. «Может, он коммунист?» — высказал догадку Саша.

С разрешения конвоиров мы передавали военнопленным вареную картошку, овсяный хлеб, соленые огурцы, сигареты. Подкармливали их и другие жители, чьи дома находились недалеко от стройки.

Вскоре пленные уже хорошо знали нас и при встрече всегда интересовались:

— Ребята, что нового на фронте?

Или:

— Что слышно в мире?

А высокий, очень худой солдат в очках всегда задавал один и тот же вопрос:

— Союзники еще не открыли второй фронт?

Однажды, когда мы готовили очередную передачу для пленных, Мелик предложил:

— Хлопцы, давайте положим им в пакет несколько листовок. Пусть узнают, как Красная Армия лупит фашистов.

— Это ты хорошо придумал, — похвалил Мелика Саша.

Предложение Мелика было заманчивым. Но я заколебался.

— Мы не имеем права это делать без разрешения старших. А вдруг среди пленных окажется предатель и передаст листовку в гестапо?

— Вот что, хлопцы, давайте сделаем так, — предложил Саша. — В пачку с сигаретами вложим одну листовку и заклеим. Как будто мы ничего не знаем. Если что, скажем, что сигареты купили на базаре и пачку не раскрывали.

На том и порешили, договорившись пока ничего не говорить ни Андрею Константиновичу, ни моему отцу.

Несколько дней после этого мы не появлялись около военнопленных. И вдруг однажды к нам домой неожиданно пришёл один из конвоиров. Я страшно перепугался: «Пришел арестовывать! Что делать? Бежать? Стрелять? Пистолеты спрятаны в сарае. Поздно».

Конвоир тем временем поздоровался.

— Здравствуйте, — говорю ему. — Родителей нету дома. Будут только вечером.