В. Подзимек - На всю жизнь (повести)

— Вы очень любезны, — поблагодарил он, — но мне все равно надо проветриться. Я с удовольствием пройдусь.

Силу мороза он почувствовал, сделав несколько шагов. К его удивлению, мороз не мешал ему, напротив, освежал горячую голову, восстанавливал четкость мысли. Хотя Гинек еще продолжал по инерции сопротивляться тому, что сказал Плашан, он вынужден был признать, что Плашан прав: Шарка поступила мужественно, мужественным должен быть и он.

Легко сказать!

Шум в учебной комнате вернул Гинека к действительности. Вокруг стола майора Диана столпились несколько слушателей. Плашан, размахивая руками, бурно о чем-то дискутировал.

Гинек тоже поднялся со своего места и присоединился к группе. Оказалось, что причиной возбуждения стал сложный математический пример, на который наткнулся Янка Диан.

Учебная программа поднесла им сюрприз не только в виде теоретической математики. В связи с изучением системы «Барьер» они проходили и другие предметы, которые поначалу тоже представляли для них определенную трудность. «Зачем нам химическая подготовка, скажите, пожалуйста? — вопрошал временами майор Ткач. — Мне это никогда не понадобится». Однако руководство курсов избрало такой комплексный подход к подготовке слушателей не случайно. И в последующие недели они смогли уже по достоинству оценить его преимущества.

Когда они общими силами разделались с математикой, Гинек углубился в разбор документации, пытаясь найти логическое обоснование цепи аппаратуры. Но голова почему-то не хотела думать. То ему не нравился плохо заточенный карандаш, то стопка тетрадей была плохо выровнена. «Иногда мы делаем массу вещей только для того, чтобы обосновать, почему мы не занимаемся тем, чем нужно», — утверждал майор Сойка. Гинек вспомнил эту фразу и слова, сказанные Сойкой при прощании: «Мы в такую драку из-за тебя полезли, теперь твоя очередь повоевать». И еще кое-что в этой связи припомнил Гинек: неопределенную улыбку Менгарта, которая появляется у того на лице всего раза два в году. В прошлом году обе такие улыбки подполковника адресовались ему — первая в конце лета, а вторая на прощальном вечере. Эти улыбки будто обязывали Гинека к чему-то.

Наконец он прогнал все отвлекавшие его мысли и углубился в чтение материалов. Взять штурмом «Барьер» означало в совершенстве им овладеть, освоить его сущность и тактическое использование.

Сколько же барьеров придется преодолеть, прежде чем ему это удастся сделать?

Подходила к концу пятница. Шарка Мартинова, когда еще жила в обители романтиков, суббот и воскресений боялась как огня. Одной в старом доме ей было очень грустно. Когда в школе кончалась неделя занятий, она всякий раз с горечью думала о том, что останется одна в квартире в предстоящие два дня. Однажды вечером, незадолго до рождества, она услышала звонок в дверь. Пришли супруги Главки, с которыми она не виделась с самого отъезда Гинека. Они сообщили, что скоро вселятся в тот же дом, что и она с Гинеком. Душан рассказал, что по указанию Сойки они организовали бригаду добровольцев. «Тебе не надо будет ни к чему прикасаться, солдаты все сделают. Уборку возьмет на себя Элишка, верно, Эли?» — повернулся он к жене. Шарка ободряюще и благодарно улыбнулась ей: «Это было бы замечательно! Ведь сама знаешь, что женские руки не заменит и рота солдат».

В новой квартире Шарка чувствовала себя так, словно заново на свет родилась. Элишка Главкова превзошла себя. Она не разрешила Шарке помыть, ни одно окно, сама все отчистила и промыла после маляров, а когда привезли мебель, энергично командовала солдатами и Душаном. Она по-настоящему сблизилась с Шаркой, подробно обсуждала с ней все проблемы, связанные с появлением ребенка, давала советы, как опытная мать. Она казалась совершенно не такой, какой Шарка ее знала. Элишку будто подменили. Она наведывалась к Шарке каждый день, интересовалась, как та себя чувствует, не надо ли ей что-нибудь купить в городе. Несколько раз они вместе ходили в кино, смотрели у Главковых телевизионные передачи. И теперь, проходя мимо длинной очереди у магазина, Шарка с благодарностью вспомнила их заботу и внимание.

Когда кто-то бросил за ее спиной: «И такие, простите, воспитывают в школе наших детей», — Шарка улыбнулась. Первое время ей досаждали любопытство и злорадство людей, но потом она к этому привыкла. Два месяца назад она бы, наверное, расплакалась, а теперь только дерзко тряхнула волосами.

На переходе Шарка остановилась в нерешительности. У остановки затормозил автобус, ехавший в районный центр. Мелькнула мысль, не съездить ли ей в Прагу, нельзя же надоедать Главкам все воскресенья подряд, у Душана ведь не все субботы и воскресенья свободные, как у нее. Но она решила не делать этого. Не хотелось слушать вздохи матери. Гинек для матери был уже не интеллигентный молодой человек, а расчетливый пройдоха, который, получив свое и наобещав золотые горы, исчез. Отец отнесся к ее беременности равнодушно. Когда накануне рождества Шарка приехала к ним, он заставил себя пробыть с семьей некоторое время, а на следующий день утром тщательно побрился, наодеколонился и отчалил куда-то решать свои неотложные дела.

Новый год Шарка встретила около телевизора. Главки приглашали ее к себе, но она отказалась. Они все же обещали зайти к ней. И вправду, после полуночи заявились вместе с несколькими сослуживцами Гинека. Все просили передать Гинеку новогодние поздравления, и Шарке было приятно, что они о нем не забыли.

Шарке не хотелось сидеть в четырех стенах. Элишка обещала приехать только вечером, а погода стояла такая хорошая. Природа будто принарядилась к празднику. Солнечные лучи озаряли белое снежное покрывало, над Кленчаком простиралась бесконечная, как море, голубизна, и Шарке страстно захотелось пойти туда, к этой голубизне. Вскоре за ее спиной осталось последнее борецкое строение, и она очутилась в поле. Обычно здесь дул ветер, но сегодня царила удивительная тишина, ослепительно-белые склоны сверкали, как во владениях Снежной королевы. Шарка подставляла лицо ласковым лучам солнца. Сами по себе возникли мысли о Гинеке. В хорошую погоду они ходили с Гинеком гулять. А когда их пробирал холод, они направлялись к Астроному выпить по чашке горячего красного вина с корицей и гвоздикой.

Запах корицы и гвоздики, искусно добавляемых Калишем в глинтвейн, так явственно представился ей, будто она держала в замерзших руках чашку с этим приятным напитком.

Загородный ресторан «Фазаний заповедник» — этот указатель и теперь висел на пересечении проселочных дорог. Шарка несколько раз прочитала надпись, не решаясь идти дальше. Она боялась, что затоскует по Гинеку, придя в резиденцию Калиша, да и без Гинека она никогда «Фазаний заповедник» не посещала. И все же Шарка пошла.